Меню
16+

«Знамёнка». Газета Гурьевского района Кемеровской области

09.02.2024 11:30 Пятница
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 5 от 09.02.2024 г.

Бабушкин диван

Автор: Виктория КУДИНОВА

Диван, изготовленный Людмилой Бабушкиной, находится в Гурьевском краеведческом музее. На прочность диван испытывают юные посетители музея Руслан Мельников и Кирилл Мануленко

Я бережно провожу рукой по старенькому, местами потертому коричневому дерматиновому диванному боку. Аккуратно нажимаю на мягкое диванное сиденье. Под давлением оно чуть продавливается, но тут же возвращается в исходное положение — это все советские пружины, сносу которым нет. Самому дивану почти 70 лет. А он все такой же крепкий и надежный. Как и раньше, готов верой и правдой служить людям, хотя уже 9 лет находится на заслуженном отдыхе и «живет» в Гурьевском краеведческом музее.

Уникальный экспонат

«Этот диван с полочкой относится к советской мебели 30-50-х годов прошлого столетия, — рассказывают сотрудники музея. — Наиболее подходящим для описания советской мебели тех времен является стиль ампир или, точнее, «сталинский ампир». На полочках таких диванов в советское время зачастую стояли семь слоников «на удачу». И такие слоники у нас в музее тоже есть, но о них – в другой раз».

Однако уникален этот диван не только своей принадлежностью к прошлому столетию, но и тем, что он ручной работы. Причем сделала его женщина, жительница Салаира Людмила Петровна Бабушкина. К сожалению, самой Людмилы Петровны уже нет в живых, она умерла в 2020 году в возрасте 92 лет. Но нам повезло – в музее сохранилось интервью с ней, а в «Знаменке» — материал, написанный при жизни Людмилы Петровны, из которых мы можем узнать об удивительной судьбе этой сильной духом женщины.

Войну встретила под Москвой

Родилась Людмила в 1928 году в Салаире, но семья жила в Демьяновке. В семье было 11 ребятишек (выжили лишь шестеро), наша героиня – восьмая. Прямо перед войной семья переехала в деревню Борисово рядом с городом Дмитровом, что в 70 километрах от Москвы. «Так что войну мы видели очень близко, — рассказывала Людмила Петровна. – Помню, как мы в поле пошли за соломой для блиндажа, с нами — танкист. В блиндаже сверху бревна накатаны, а на них для тепла солому надо было. И тут немецкий самолет прилетел, начал стрелять. Танкист, что с нами был, кричит: «Ложись!» А мы что? Мы — дети, все равно сено тащим. А пули по березам: тюк, тюк, тюк… А он кричит: «Вас бомбуют! Тикайте!» Он украинец был.

Ну, мы солому притащили. Сидим в окопах. Самолеты бомбят — и наши, и немецкие. Земля гудит – караул! Бои за Москву страшные были. В тот раз все выжили. Но вообще погибших видела много – рядом с нашим бараком трасса шла. Там подбитые немецкие танки были. Кресты на этих танках… Больно страшно! Но мы ж, ребятишки, любопытные. Заглядывали в эти танки. Однажды я нашла там куклу. Думаю: «Ну надо же, немец еще и куклу зацапал!» А может, это он куклу дочери своей с собой таскал?… Так и жили мы на линии фронта, выехать не могли. Но однажды кто-то закричал: «Сибиряки, сибиряки пришли!» И нас эвакуировали, мы вернулись в Демьяновку. А там… Господи! Из всех мужиков только два старика остались. Остальных на войну взяли».

Бездомные

Через неделю после возвращения в Сибирь отец Людмилы, ставший инвалидом еще во время первой «немецкой», умер. Но перед смертью наказал ребятне, оставшейся без угла, построить избушку.

Старшие братья воевали, поэтому строили ее 12-летняя Людмила, брат Борис, чуть старше ее, младшая сестричка и мама. «Мама надсадилась, у нее опущение сделалось… И вот мы, такие маленькие, возили на тележке лес на избушку. Мы же с Борисом в основном и ляпали ее, видели когда-то, как отец строил, и пытались повторить, — рассказывала Людмила Петровна о своем первом опыте работы с деревом. — Настроили, конечно, караул что! Но все равно сколотили домишко метра четыре. Печку русскую сами сбили, нам же варить надо было где-то».

Но эти каторжные по сегодняшним меркам детские работы были цветочками по сравнению с тем, что ждало Людмилу впереди.

Боевая девчонка

Война забрала у Людмилы не только отца. На фронте погибли два ее старших брата. Борис, с которым Люда строила домик, добавив себе годков, ушел за них мстить. А четвертый брат трудился на военном заводе в Новосибирске. Остались с больной мамой Люда да младшая сестренка. Кроме Людмилы, кормить семью было некому, поэтому в 1943 году она устроилась на работу в артель «Боевик».

Артель располагалась в 15 километрах от Сосновки, рядом с несуществующей сегодня деревней Демьяновка. Артельщики валили лес в тайге, гнали пихтовое масло, колотили ящики для фронта, рубили дрова для салаирской хлебопекарни, вили веревки из пакли. Для своих нужд сеяли лен и заготавливали сено.

Когда-то давно Людмила Петровна показывала мне черно-белую фотографию этих самых артельщиков-«боевиков», бесстрашно покорявших многометровые лесины. Хромые, раненные, старики и… девчата — худенькие, маленькие! В чем душа держалась?! Но лица у всех на удивление очень открытые и улыбчивые.

«Привел нас председатель артели Филипп Сергеевич Орлов впервые в лес, — с горькой усмешкой вспоминала Людмила Петровна. – Он, как гусь, впереди, а мы, как цыплята, вокруг него – худющие, голодные, босые, раздетые… Выбрал пихту, показал: «Вот так подрежете, здесь подрубите, потом подпилите. Поняли?» — «Поняли». Он ушел. А мы что? Дети и дети – тут же все забыли. Подпилили пихту, а ее как закрутило, когда падать стала! Нас ветками по спине хлещет. Мы – врассыпную. Так и поубивать всех могло. Но ничего, обошлось. Зато работать научились быстро. Жизнь заставила. Потом на спор, бывало, я и по 20 лесин за час спиливала. К тому же планы на смену устанавливались огромные – 8 кубометров дров на человека заготовить или 4 кубометра пихтовой лапки. И все вручную. А потом еще и деляну после работы убрать надо было – пеньки ошкурить, все сучки сжечь, что не догорело – закопать, не приведи Бог, загорится лес или расплодится короед.

А в колхозы нас гоняли! Там и жали, и молотили, и пшеницу в суслоны вязали. Все работы прошла, не было детства. Вкалывали караул как, а председатель еще и стыдил: «Там воюют, мучаются, а вы тут…»

Зато в день Победы какая радость была! Мы в деревне были. Услышали, что наши победили фашистов проклятых, работу побросали. На улице народ собрался на бугорке, день солнечный, тепло, музыка играла. Все обнимаются, радуются. Но потом все равно пошли работать, дела-то никто не отменял».

Там же, в артели, Людмила Петровна впервые попала в столярку. Однако сразу профессию освоить не удалось, потому что боевую девчонку выбрали сначала кладовщиком, а потом и завпроизводством.

Вторая попытка

В 1952 году Людмила Петровна вместе с первым мужем и новорожденной дочкой переехали в Салаир. Из артели она ушла. Сначала работала в ЖКО Салаирского комбината грузчиком. Но когда ЖКО возглавил М.А. Берг, он перевел Людмилу Петровну в столярку.

Однако после тяжелейшей работы на морозе грузчиком работа в столярке у молодой мамы не заладилась. С непривычки она просто засыпала в тепле с двухметровой плахой в руках. Да еще и боялась незащищенных станков: зазеваешься, того и гляди останешься инвалидом. Напарник матерился. Людмила Петровна бегала к начальнику и умоляла вернуть ее обратно в грузчики. Но Берг был непреклонен. И, как показало время, не ошибся.

Потихоньку пересиливала себя Людмила, подходила ближе к станкам, примечала, как работают мужики. Мужики, как говорила крепкая на словцо Людмила Петровна, один — «глухой да беззубый», второй – «без ноги», третий – «без руки», четвертый – «просто дохлый». Но все – первоклассные столяры, научили свою подопечную многому.

В столярке делали все, что заказывали предприятия города и население – стулья, лавки, буфеты, двери, рамы, диваны, зеркала. Делали даже кресты и гробы. «Бывало, иду из школы, — рассказывает старшая дочка Людмилы Петровны Зинаида Ивановна Бондарева, — зайду к маме в столярку. А она гроб делает. Мало того, делает. Она и лечь в него могла, чтобы примерить – хорошо ли, красиво ли получилось? Удобна ли подушечка с рюшами?»

Сама же Людмила Петровна кипятилась, вспоминая об этом: «Да просто мужики ложатся в гроб и мне говорят: «Слабо?» — «Да х…н – слабо! Это мое дело, мои доски – мне не страшно».

Умела она и стеклить. За время работы перестеклила половину зданий в Салаире, в том числе сдававшиеся в те годы школу №24 и детский сад на фабрике. Однажды стеклила банк. «Все ушли на обед, а я осталась, — рассказывала со смехом Людмила Петровна. — Промахнулась чуток да ударила по стеклу, сигнализация сработала. Приехала милиция, а я в помещении для хранения денег и с молотком…»

Научилась делать плетеную мебель. Специально ездила учиться этому искусству в Мариинскую тюрьму. Впрочем, модная нынче мебель у советского народа популярностью не пользовалась. А вот корзин сделано мастерицей было немало.

Не слабо!

Столярничала Людмила Петровна и дома. Много мебели сделала для своей мамы. Со вторым мужем они построили большой дом, в котором она сама вставила и двери, и рамы. А потом и мебель изготовила – буфет, шкаф, кровать, письменный стол для детей (со вторым мужем у них родилась еще одна дочка), кухонный стол, гардины, тумбочку под телевизор, трельяж, несколько диванов.

Зинаида Ивановна рассказывает, что мастерская у мамы была прямо в доме. Она так и запомнила ее с карандашом за ухом и топором или рубанком в руках. Вокруг – угольники, линейки, куча стружки и уютный запах дерева по всему дому.

Дерматиновый диван, который был передан Людмилой Петровной в музей в 2015 году, по словам дочки, был сделан в 1959 году. Дерматин по тем временам считался шиком. Новый диван, как и у всех советских людей, стоял на самом почетном месте – в зале. «На диванной полочке, — говорит Зинаида Ивановна, — всегда что-то стояло – статуэтки, вазочки, лежали салфеточки. Мама хоть и привыкла держать в руках мужские инструменты, но украшать свой дом тоже очень любила».

К сожалению, ни дочерям, ни внукам талант столяра от Людмилы Петровны не передался, а вот ученица у нее была. Говорят, она и сейчас успешно работает на одном из Салаирских предприятий.

Сама же Людмила Петровна по своей работе, видно, очень скучала. За несколько лет до смерти не выдержала, сказала дочери, показывая на еще один сделанный ею диван: «Давай я тебе хоть покажу, как перетягиваются диваны». Разобрала сидушку, перебила заново все пружины, заново его обтянула. Сейчас тот диван стоит в доме ее дочери и является своеобразной реликвией.

Очень гордилась моя героиня и тем, что сделанный ею диван стал экспонатом музея. И тут тоже была своя история. Оказывается, что работавшему с ней когда-то Александру Лучшеву повезло сделать для нашего музея деревянную цепь. И он частенько рассказывал об этом, словно вновь подначивая бывшую коллегу на «слабо». Когда диван переехал жить в музей, Людмила Петровна гордо ввернула в разговоре с ним: «Сашка, а у меня теперь тоже есть вещь в музее!»

…А я снова провожу рукой по тому дивану, что хранится сегодня в музейных фондах. И с грустью думаю о том, как же отличается этот скромный на вид, но очень крепкий внутри диван от модных нынче щегольских диванчиков! Наверное, примерно так же, как отличаемся мы, нынешнее поколение, от поколения наших дедов и прадедов. А еще – как обманчива порой бывает внешность. Посмотришь на человека – маленький, худенький. В чем душа только держится? А возьмешь его на «слабо», нажмешь посильнее, как на сидушку от нашего дивана, и он тут же мягко, но уверенно покажет, что есть в нем внутренние силы. Как стальные советские пружины, сносу которым нет.

Этот диван теперь семейная реликвия дочери Людмилы Бабушкиной Зинаиды Бондаревой

Людмила Бабушкина за работой (архивное фото)

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.

12