Меню
16+

«Знамёнка». Газета Гурьевского района Кемеровской области

08.11.2017 10:32 Среда
Категория:
Тег:
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 44 от 03.11.2017 г.

Без вины виноватый

Автор: Александра Харитонова

Первое, что бросилось мне в глаза — стена в фотографиях: черно-белые снимки моей собеседницы и ее родителей, цветные — внуков и правнуков. На полке рядом — три увесистых тома, на корешках которых вытиснено «Архипелаг ГУЛАГ». Когда я спросила насчет книг, Раиса Арсентьевна Строкатова едва заметно поежилась. Ведь для нее то, о чем писал Солженицын, неотделимая часть истории семьи.

Для одних – Яшкины, для других – Арбузниковы

Папу Арсентия Ивановича Яшкина Раиса помнит только по рассказам матери. Когда его не стало, ей было всего 10 месяцев.

Отец родился в Саратовской губернии, но из-за начинавшейся коллективизации семья перебралась в село под Новосибирском. Детей было много, жили дружно, труды и заботы преодолевали вместе. Хозяйство имели добротное, мало кто в то время мог похвастаться собственной мельницей и маслобойкой. Кроме обычных огородных посадок, выращивали Яшкины и диковинку – арбузы. «Дедушка даже возил их из Новосибирска в Астрахань. Народ хвалил, порой даже говорили, что послаще астраханских будут», — вспоминает Раиса Арсентьевна. Из-за бахчи про Яшкиных быстро узнали в округе и звали уже не иначе как Арбузниковы.

В 1931 году семейство переехало в Гурьевск. Арсентий Иванович устроился на металлургический завод кузнецом, а вскоре записался на курсы машинистов паровоза.

С Александрой Васильевной, матерью Раи, жили душа в душу и, уже повзрослев, Раиса Арсентьевна слышала от старухи-соседки: «Помню, как пойдут из гостей мимо моего дома, так отец твой на гармошке наигрывает, а мать протяжные, красивые песни поет. Вся улица за эти концерты их любила».

«Шурка,

они разберутся…»

18 декабря 1937 года в дом Яшкиных постучали. Александра Васильевна поспешила открыть двери, но когда увидела на пороге двух незнакомых мужчин в форме, в сердце закрался тревожный холодок. «Арсентия Ивановича нет дома?» — поинтересовался один из них. «Нет, на работе», — слегка опешив, ответила женщина. Незваные гости ушли, но напоследок бросили: «Еще вернемся».

Пришедший с рабочей смены Арсентий нашел жену в слезах. «Заберут тебя у меня, заберут. Схоронись где-нибудь, ради Бога», — голосила она. «Шурка, да ты чего? В чем я виноват-то? Арестовывать не за что», — успокаивал Арсентий, обнимая жену.

Оказалось, есть. «Когда отца уводили, мать плакала навзрыд, пыталась ухватить его за рукав, причитала: «Да как же я без тебя, как?» А папка ей ответил: «Шурка, они разберутся, отпустят». Он до последнего верил, что это глупая ошибка», — рассказывает Раиса Арсентьевна.

Уже к утру об аресте пошли толки. «Васильевна, за что арестовали-то?» — выпытывала соседка. На что мама Раисы могла только молча пожимать плечами. Но знакомая от нее не отставала, упрекала, мол, скрывает, в чем муж замешан.

Через день эта соседка пришла в слезах, бухнулась в ноги Александре Васильевне и все повторяла с надрывом: «Шурочка, милая, прости, если бы моего не забрали, я бы не поверила, что ни за что посадить могут».

Наглый акт

Арсентия Ивановича, как позже узнали родные, признали виновным по пяти пунктам статьи 58: оказание помощи международной буржуазии, причинение ущерба системе транспорта, подготовка террористического акта, организация контрреволюционной деятельности и участие в антисоветской пропаганде. «Даже сейчас читаю приговор и не верю в эту абсурдицу, — всматриваясь в листок, говорит Раиса Арсентьевна.

Отца продержали под арестом два месяца. Все это время 12-летняя сестра Раисы бойкая Ленка бегала к папе, чтобы хоть мельком увидеть его на прогулке заключенных. Он, как только примечал дочку, начинал надсадно кашлять, чтобы девочка заметила его среди арестантов. «Мать к нему не ходила, не могла спокойно смотреть, как из-за сфабрикованного дела отец страдает. Страшилась и того, что ее тоже посадят, а нас — малолетних детей — у нее пятеро. Поэтому сразу после папкиного ареста она и все документы его уничтожила», — рассказывает Раиса Арсентьевна.

Когда же стало известно, что узников перевезут в другое место, отец отдал свою одежду Ленке и показал жестом: «Смотрите там». Мать искала припрятанную записку, все швы промяла, но ничего не было. Подсказку дал наспех зашитый манжет косоворотки. В нем и оказался кусок тряпочки, на котором химическим карандашом отец оставил последнее послание. «Шура, мне преподнесен наглый акт, как будто бы я был вооружен против советской власти», — гласило письмо. Дальнейшее содержание Раиса узнала только, когда стала взрослой. На этом клочке отец рассказал, что его и других заключенных, которые не давали требуемых показаний, подвергали мучительным истязаниям: ставили между двух раскаленных печей и держали до тех пор, пока они не теряли сознание. Кто-то сдавался быстрее, кто-то медленнее, но исход был один: когда приходили в сознание, акт уже был подписан.

Живые цифры

На столе передо мной — пожелтевший тетрадный лист, исписанный аккуратным почерком Раисы Арсентьевны. Таблицы, даты. Похоже на бухгалтерский отчет, вот только за каждой сухой цифрой в клетке стоит живой человек, арестованный или приговоренный к расстрелу.

За 1937-1938 годы по статье 58 в Кемеровской области репрессировали 3269 человек. И многие, как и Яшкины, не знали, почему их отцы, матери, мужья и жены должны были отбывать долгие годы в тюрьме или вовсе встретить там смерть.

После похорон Сталина дети Арсентия наконец-то узнали, что произошло с отцом. «Оказалось, что похоронка, которую мы получили в 1945 году, недействительная. Липовая. У меня уже тогда доверия к ней не было. У кого из знакомых не спрошу, у всех «в 1945 году умер от болезни». Поговаривали, мол, эпидемия у заключенных. Но однажды меня пригласили в ЗАГС и выдали новую справку», — поведала мне Раиса Арсентьевна.

В похоронке значилось: «Арсентий Иванович Яшкин расстрелян 13 февраля 1938 года».

После ареста мужа Александра Васильевна в одиночку растила пятерых детей, одевались худо, кормились, чем могли. Жить было трудно, но они не жаловались.

Хранительница памяти

От отца у Раисы Арсентьевны остались только фотография и похоронка. Но это несправедливо, это не по-человечески, когда в память о человеке остается такая малость. Возможно, это и подтолкнуло Раису Арсентьевну к воссозданию родословной своей семьи. Несколько толстых папок, увесистые альбомы в бархатных обложках и родовое древо, которое Раисе Арсентьевне помогали сделать невестка и внук. Про каждого члена семьи есть свой документ с историей, фотокарточка, а то и не одна.

Раиса Арсентьевна вспоминает, как впервые поделилась своей идеей написать родословную. «Фи, у тебя что, в родне господа какие-то? Знаменитости?» — сказала знакомая. «Обижаешь. А разве земледельцы, работяги обычные — не стоящие люди?» — возражала Раиса Арсентьевна.

С 1967 года моя собеседница собирала данные о своей семье: искала документы, настойчиво расспрашивала родственников, а пока те говорили, писала шпаргалки, которые позже превращались в полноценные истории. Когда мать ездила к родным, девушка устремлялась за ней с папкой наперевес, чтобы своими глазами увидеть, где жили ее дедушка и бабушка, познакомились и поженились родители.

Сейчас в ее архиве истории более чем о 240 родственниках, и каждую она знает наизусть. От Арсентия Ивановича тянутся многочисленные ветви: дети, внуки, правнуки, праправнуки. И частичка предка напоминает о себе: Раиса, как и ее отец, всю молодость лихо играла на гармони, а ее сын Костя пошел по стопам деда — стал машинистом. Правнуки Арсентия еще малы и, пожалуй, не так важно, как проявится родственность, главное, чтобы они помнили. А уж об этом Раиса Арсентьевна позаботится.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.

111