Секреты александровского мёда

Про пчеловода
Наверняка вы спросите: где эта деревня Александровка? Месторасположение ее я узнала прямо из паспорта Евгения – в 3,4 км на юго-запад от деревни Кочкуровка. Вполне прилично отсыпанная дорога через лес привела нас в удивительно красивое место – на заимку с несколькими бревенчатыми домами, рядом с которыми краем глаза я увидела огород и загон для свиней, пасущихся лошадей и, конечно же, пасеку. Минутой позже за чашкой чая хозяин уже рассказывал о том, что 13 лет назад, когда он приехал сюда жить, здесь практически следа не осталось от деревни, в которой некогда было не менее полусотни домов, паслось стадо в несколько сотен голов, давала урожай земля. Но он тогда этой глуши не испугался, а, может, даже наоборот – искал уединения и покоя. Покоя от городской суеты, вечной гонки за деньгами, людских толков и всего, что может человека, споткнувшегося когда-то, довести до крайности. На мой вопрос, не боялся ли он здесь одиночества, он ответил просто и понятно: «Это не одиночество, это уединение с природой».
«В этой жизни можно быть хоть кем, — говорит он, подливая мне чай в огромную керамическую кружку, — прокурором, полицейским, металлургом или шахтером. Но самое сложное – остаться человеком».
За эти годы Евгений, свято верящий в то, что будущее России – за возрождением русской деревни, в Александровке построил несколько домов – сегодня здесь рядом с ним живут еще два человека, развел коней, свиней, кроликов, держит двух коров, пасеку и выращивает свой огород, где, как говорится, и свекла «колосится», и яблоки народились нынче что надо.
Евгений называет себя «трудоголиком», и я ему верю, потому что такое хозяйство требует заботы с рассвета до заката. Из разговора я узнаю, что все свое детство он провел в деревне Таежной Беловского района, где было чуть больше десяти дворов. Родители всю жизнь трудились на земле и детей своих, а было их не много не мало – 12 человек, научили любить эту землю, которая кормит, дает силы и лечит душу. Евгений разводит в стороны руки, показывая мне свои владения: «Это надо чувствовать, это надо понимать, этим надо заниматься».

Про пчел
Первую ложку александровского меда я отведала еще за чашкой чая, который, кстати сказать, был настоян на лесных травах. Я прошусь на пасеку, и Евгений меня со всей серьезностью выспрашивает, нет ли у меня аллергии на укусы пчел, пугая самыми страшными последствиями. Я его уверяю, что от укуса пчелы помирать не собираюсь, но в то же время быть покусанной я тоже боюсь, поэтому натягиваю на себя маску пчеловода.
Пока мы идем на пасеку, Евгений мне рассказывает, что пчел изучает уже десять лет и вот, пожалуй, только в последние четыре года почувствовал, как он говорит, что «они мои, а я – их».
«Я много прочитал книг по пчеловодству. Спасибо, конечно, всем авторам, но ведь, в принципе, все одно и то же. Вот он домик, вот соты, вот мед. Здесь человеку и придумывать ничего не надо. Природа сама создает мед. Пчелы живут на земле 5 тысяч лет, и все это время они выполняют одну и ту же функцию, не пережили ни одной мутации. Альберт Эйнштейн в 1914 году сказал: после вымирания пчел через 4 года вымрет все человечество. Поэтому, – Евгений делает паузу, а потом весело продолжает, – берегите природу, берегите пчел, а особенно берегите пчеловодов. Я не учился этому специально, вузов не заканчивал, просто изучал их шесть лет здесь сам. Я их не покупал, они сами ко мне прилетали. Сейчас я чувствую: мы с ними одно целое».
За разговором мы уже пришли на пасеку, и Евгений вместе со своим помощником Валерием уже открыл один из ульев. Пока Валерий окуривает пчел, Евгений достает рамки, полные меда. Я, совсем осмелев, подхожу к улью практически вплотную, совсем уже не боясь жужжащих вокруг меня пчел и поднимаю маску, чтобы сделать снимки. На одной из рамок Евгений отламывает кусочек сотов и дает мне. Я умудряюсь одновременно есть мед, фотографировать и поправлять все время падающую мне на глаза маску. В результате все руки до локтя, фотокамера, маска и даже волосы у меня в меду, но такого удовольствия от поедания этого лакомства, мне кажется, я не получала никогда.
Между тем Евгений сложил в большой ящик все рамки, вынутые из улья, и понес в небольшой деревянный домик, расположенный неподалеку – в сотохранилище, где нам и предстояло качать мед в медогонке. Ни одна пчелка меня не ужалила, хотя, смеялся Евгений, если бы я подошла к улью одна, мне бы мало не показалось. «Это потому, что ты была со мной, с хозяином», – так он объясняет то, почему меня не тронула ни одна пчела. «А тебя почему не кусают?» – спрашиваю. «Слово знаю, – отшучивается он, а потом всерьез, – значит, слышат, чувствуют, знают…». Он поймал одну пчелку, оставшуюся на рамке, и близко поднес ко мне, показывая жало. «Когда пчела кусает, для нее настает смерть. Теряя жало, она как будто сердце теряет», – рассказывает он. Словно впервые видя пчелу, я расспрашиваю, в каких «сумочках» пчелы носят мед. Евгений смеется: то, что приносят пчелы – это ещё не мёд. Пчёлы несут нектар, в котором более половины воды. Чтобы превратить эту сладкую жидкость в натуральный мёд, пчёлам надо хорошо потрудиться. Прилетев в улей, пчелка-«сборщица» передаёт капельку нектара пчеле-«приёмщице». Передача с хоботка на хоботок происходит не за секунду, а, как говорят ученые, за целых четыре минуты. Затем «сборщица» улетает за взятком, а «приёмщица» ещё 20 минут перерабатывает нектар в зобике, время от времени выпускает его на хоботок и вновь засасывает в зобик. Это нужно для обогащения специальными ферментами и удаления лишней влаги. В то же время идет взаимодействие с кислородом. Так нектар постепенно превращается в мёд. А еще в улье есть пчёлы-«вентиляторы», которые создают поток воздуха и выгоняют лишнюю влагу из улья. Другие пчёлы набирают мёд в зобик и перемещают его в верхние ячейки. Когда пчелы запечатают мед восковыми крышечками, он готов.
– Сколько же пчел трудятся в одном улье? – удивляюсь я.
– В одном килограмме пчел насчитывается до 10 тысяч особей.
– Интересная арифметика. А сколько килограммов в одном твоем улье?
– Килограммов пять, – отвечает Евгений.
Я считаю: всего у Синева 35 ульев – значит, на его пасеке живут больше полутора миллионов пчел! Трудно представить, что такая активная жизнь идет здесь – с виду на такой спокойной и мирной пасеке.
– А как пчелы свой домик узнают?
– Да они поумнее человека будут…

Про мед
Я оглядываюсь в сотохранилище – небольшом деревянном домике, до верха заполненным ящиками, в которых уложены рамки с сотами. Посередине большая жестяная бочка – медогонка, догадываюсь я. Евгений достает рамку и специальным, догоряча нагретым ножом начинает обрезать так называемую печать – то есть тот воск, которым пчелы запечатали соты. «Если на рамке нет «печати», мед забирать нельзя, – между делом рассказывает он. – Некоторые пчеловоды забирают рамки, когда они «отбелены» (то есть, запечатаны) наполовину, кто-то говорит, что мед готов, когда «отбелена» только третья часть. Я жду, когда рамка будет запечатана полностью. Да и потом еще надо дать меду выстояться. В этом деле много нюансов!»
– А «печать» съедобная? – интересуюсь.
– Еще бы! Она состоит из слюны пчелы, в которой содержатся особые ферменты. Они особенно полезны для детей.
Я, пользуясь случаем, выбираю кусочек так называемого забруса, срезанного с рамки, и начинаю его жевать. Потом беру из ящика одну из рамок, полную меда, и пробую ее на вес – тяжелая. «Килограмма полтора будет», – говорит Евгений, наблюдая за мной.
– А как часто мед у пчел забираешь?
Евгений достает толстую тетрадь – журнал пчеловода – и называет мне числа, начиная с 14 июня, когда он забирал в ульях мед. Я прикидываю в уме: получается каждые 2-3 дня. Быстро работают, удивляюсь я.
– А сколько меда за сезон приносит одна семья? 100 килограммов может?
– В хороший сезон может. Если хорошая погода, если есть обильный взяток. Если пчелы видят над собой работу.
– Как это?
– Пчеловод не должен сидеть и тупо ждать, когда пчелы принесут ему меду.
– А что надо делать?
– Наращивать ульи, ставить корпуса, магазины в зависимости от того, какой силы семья…
Он продолжает мне рассказывать о заботах и чаяниях пчеловода, а я понимаю, насколько непростое и ответственное это дело – ведь, можно сказать, в его руках жизни 35 семей, пусть и пчелиных.
Евгений берет пустую рамку и достает тонкий восковой лист с выдавленными на нем 6-угольными донышками ячеек. «Вот в них пчелы и будут строить соты. А вот готовые соты, – он поднимает полную рамку. – Геометрия стопроцентная, отклонений нет ни на тысячную долю миллиметра. Точнее, чем компьютер!» Оказывается, что те рамки, в которых пчелы уже построили соты, можно использовать 10-15 лет. Я прошу у Евгения дать мне попробовать самой срезать «печать» с рамки. Он не возражает, и я принимаюсь за дело. Через минуту я понимаю, что получается у меня не так красиво, как это выходит у Евгения. Нож все время глубоко врезается в соты, разрушая их. Он объясняет мне мою ошибку, и я сокрушаюсь, что теперь пчелкам придется потрудиться, чтобы восстановить те ячейки, которые я разрушила своими неловкими движениями. 

Через несколько минут все рамки готовы к тому, чтобы их разместить в медогонке. «А теперь иди сюда», – вдруг командует Евгений. Он запускает медогонку, и я понимаю, зачем он меня позвал. В том запахе, который завертелся вместе с медогонкой и вокруг нее, было что-то волшебное – и аромат настоящего меда, и таежного леса, и речки, и цветов, которые вобрали в себя всю свежесть и красоту таежной природы. «Только в обморок не упади», – подшучивает надо мной Евгений.
Я так и стояла возле медогонки, пока он не освободил от меда все рамки. Потом он подставил ведро с ситом и начался самый красивый и самый завораживающий процесс – из краника потек мед.
Евгений своим медом дорожит особенно, потому что главным медоносом для его пчелок является черника. А уж о целебной силе этого растения известно всем. «Даже если одному ребенку мой мед принесет здоровье, я буду считать свою миссию на этой земле выполненной», — говорит Евгений, когда мы оба, как завороженные, наблюдаем, как медовая струя выливается в янтарное море, в которое мне непременно хочется залезть большой ложкой. Евгений как будто читает мои мысли и на самом деле вручает мне большую деревянную ложку. Чуть позже, когда я уже насладилась всей красотой и вкуснотой свежего меда, которого мы набрали почти девять литров, он рассказывает, как распознать настоящий мед. Можно макнуть в мед химический карандаш. Если он красится, значит, мед разбавили сахарным сиропом. Можно опустить мед в стакан со спиртом. Если спирт не стал мутным, то мёд – то, что надо. «И самое простое, – говорит Евгений и, набрав полную ложку меда, переворачивает ее в ведро, — мед должен литься одной непрерывной струей и складываться горкой, а не растекаться».
Освободившиеся рамки Евгений складывает в ящик и убирает подальше – больше из этого улья он нынче мед брать не будет, потому что, объясняет, пчелы должны успеть заготовить себе меда на зиму – не менее 30 килограммов, а, может быть, и больше, в зависимости от семьи. Для 35 ульев это получается почти тонна меда. Жадный пасечник, который забирает весь мед у пчел, треть улья обрекает на верную гибель. А щедрого пчеловода-трудягу, который знает цену настоящему целебному меду, пчелы обязательно в будущем году отблагодарят. Когда пчелы будут жить в своей «зимовке» под омшаником, они будут питаться тем медом, который заготовят сейчас. В середине февраля матка проснется, начнет откладывать яйца, а уже в мае пчелы полетят в поисках медоносов на александровские просторы, чтобы опять удивлять и радовать нас свежим медом – этим чудом, созданным природой в дар человеку.