«Скажи, что ушёл на охоту…»

Борис Павлович родился в 1936 году в Новокузнецке, окончил СМИ, работал в мартене нашего Гурметзавода. Но мы-то Бориса Павловича знали как поэта, более того – считали мэтром гурьевской поэзии. Не по возрасту – по стихам. Первые стихи он написал в школе, они увидели свет в газете «Гурьевский рабочий».

Стихи Бориса Павловича публиковались в газетах «Комсомолец Кузбасса», «Земляки», «Кузнецкий рабочий», «Советский воин», «Знамёнка», «Наш город», «МК в Кузбассе», в сборниках «День поэзии», «Молодые голоса», «500 песен о любви», «Свидание с природой», «Все мы чуточку поэты», «Это наша Победа», «Светлая даль», «Родники любви», «Синий плёс», «Весна-блондинка». Есть его стихи во «Всекузбасской книге памяти», есть персональная страница на Литературной карте Кузбасса.

В 2014 году вышла в свет первая книга Б. Кузнецова «Стихи и проза», сегодня их — с тем же названием — пять. Мысль, юмор – всё переплетается в его произведениях, каждое хочется читать и перечитывать…

В этом году Борис Павлович не приходил в «Литературный салон». Михаил Викторович Шкабарня к первой после каникул встрече заехал к нему. Борис Павлович сказал: «Не поеду. Уже не вижу, не слышу… Скажи, что ушёл на охоту!»

Баллада о голубиной улице

Эта улица над долиною

Распласталась змеёй по горе,

А звалась она Голубиною -

Голубятня в каждом дворе.

Жили здесь соловьи-разбойники,

Верхолазы и свистуны,

Охранители беспокойные

Голубиной лихой старины.

Голубей покупали и крали,

Брали ставкой в картёжной борьбе.

Здесь земля на оси не вращалась,

А крутилась вокруг голубей.

Иногда, заработать мечтая,

Кто-нибудь в голубином краю

Подпускал в подлетевшую стаю

Молодую голубку свою.

Обладая кокетством и статью,

Как задумано было, легко

На хозяйскую голубятню

Приземляла она чужаков.

Начинались угрозы и выкупы,

Уговоры и мордобой,

Завершалось совместной выпивкой,

Клятвой в дружбе и мировой.

Годы, временем заметённые,

Не оставили память о том:

Свистуны, соловьи приблатнённые,

Шест берёзовый с лисьим хвостом.

Беготня по тесовым крышам

С белоснежной голубкой в руках.

Стая выше,выше и выше.

Вот и скрыли её облака.

В час, когда фронт затребовал ратников

Для победы в великой войне,

Увезли поезда голубятников

Без билета в обратный конец.

А от холода и от голода,

От бесхозности горьких лет

Перестали плодиться голуби

И сошли, наконец, на нет.

Избы окнами грязными щурились,

В небе вороны каркали зло.

Вот тогда Голубиная улица

Уронила в траву букву «О».

И сейчас, как на встречу с любимой,

От нелегкого бытия

Шёл я к улице Голубиной,

А пришел на Глубинную я.

Огороды в дремоте полынной,

И домишки — наперечёт.

А по улице, по Глубинной,

Девка крашеная идёт.

С нею парень, волосы длинные,

И спросил я у паренька:

- Почему зовётся Глубинная,

Здесь ни речки, ни озерка?

Равнодушно парнишка ответил,

Как о чём-то, не о своём:

- Мало ли дураков на свете,

Так назвали, так и живём.

Синий плес

Приехал друг из суетной столицы.

Ему бы у меня остановиться,

Но он снял номер в дорогой гостинице

И мне звонит:

— А я к тебе. С гостинцами!

Мы с ним сидели в скучном ресторане

В прицеле двух раскрашенных особ.

Официант нас проофицианил,

В уме прикинув собственный доход.

Оркестрик дул фальшиво и печально,

Бармен за стойкой рюмки протирал...

Всё было так навязчиво банально -

Какой-то надоевший сериал.

И друг мой неожиданно ответил

На неозвученный ещё вопрос:

- Давай с собою заберём всё это

И на такси махнём на Синий плёс!

Мы со стола собрали без смущенья

Бутылки все, да и закуски все.

И мы берём такси,

Мы мчимся в темень

По от росы блестящему шоссе.

Для мощного мотора путь недальний,

И вот он перед нами — Синий плёс.

Такси уходит, высветив прощально

Стволы растущих вдоль шоссе берёз.

За сопками сгорел вчерашний вечер,

Слышнее стали разговоры вод,

Бесшумно кто-то ввинчивает свечи

В не видимый для взора небосвод.

И здесь для нас, в сырой траве стоящих,

Не находящих от восторга слов,

Ударили оркестры настоящих,

Разноголосо звонких соловьёв.

А под обрывом у речной излуки,

Тревожа всплеском дрёму камыша,

Там настоящая, живая щука

Гоняла настоящего ерша.

Взметнулось пламя ярко и игриво,

Слетелись сотни мошек на огонь...

Мы пьём коньяк французского разлива,

По запаху и крепости фальшивый,

Норвежской сёмгой заедая вонь.

Друг говорил, что недалёк тот час,

Земля взорвётся в справедливом гневе,

И ей, планете, наплевать на нас,

Стремящихся возвыситься над нею.

И что в столице, корыстью смердящей,

Порою изводил себя до слёз,

Представив тишину, костёр слепящий,

Свист соловьёв и тихий Синий плёс.

Не все мы перечислили проблемы,

Дороги детства обошли не все.

Костёр погас, нас обогнало время,

И мы идём по влажному шоссе.

Кричит кукушка, от любви страдая,

Не спится барышне, хотя повсюду мгла.

Бутылку на ходу передавая,

Мы водку горькую глотаем из горла.

Лихой водитель полуночной «Лады»

Затормозит:

- Садитесь, алкаши!

А мы ответим:

- Нам туда не надо.

Спасибо, друг!

Мы в прошлое спешим!

Звезды

Он звёзд с небес не доставал,

Не понимал:

- А надо ли?

Он только шапку подставлял,

И звёзды в шапку падали.

Мела весёлая пурга

И веселила душу,

Но шапку тяжело таскать,

К тому же мёрзли уши.

На перекрёстке трёх дорог

При сумрачном рассвете

Он звёзды высыпал в сугроб,

А место не приметил.

Поступков наших череда

Порой не в нашей власти.

Пришли беда да не беда,

Хотя и не несчастье.

Стараясь отогнать беду,

Вернуть былое чтобы,

Решил он отыскать звезду,

Зарытую в сугробе.

Но здесь ему не повезло,

Всё стало так непросто:

И перекрёсток замело,

И где тот перекрёсток?

Какой тропой он шёл тогда,

Весёлый и усталый?

Он шапку снял,

Чтобы звезда

Опять в неё упала.

Хрустел снежок, светил восход

Сквозь пелену метели.

А звёзды вмёрзли в небосвод

И падать не хотели.