«Нам страшно повезло, мы остались в живых!»

Автору этих слов посчастливилось вернуться с войны. Семену Хардину, 20-летнему артиллеристу-наводчику, было суждено прийти домой с победой. Уже позже, много позже, он напишет:

Мы их хоронили без оркестров,

В спешке, без салютов: рядом — бой.

Накрепко запоминали место,

Где из нас остаться мог любой...

«Нам очень повезло, — говорит сегодня Хардин от имени тех, кому выпала доля познать тяготы Великой Отечественной войны, — мы остались в живых». Накануне своего 80-летнего юбилея он вспоминает детство, юность, молодость, войну, друзей... И с каждым новым эпизодом из жизни Семена Хардина, рассказанным им самим, передо мной все четче вырисовывается человек с сильным характером и волей, энергичный и начитанный, человек с непростой судьбой, в которой была война...

Дворянский сын — именно так говорит о себе Семен Федорович. Его дед Данила Михайлович ходил пешком в Иерусалим «замаливать грехи» — это исторический факт из его родословной. Его семья, с которой он жил в Удмуртии, была зажиточной, имела большую усадьбу, хозяйство. Именно нажитое добро и принесло несчастье семье. В мясорубку раскулачивания попал отец Семена Федоровича. Его забрали якобы за сокрытие золота — достояния государства. Семью Хардина-старшего из дома выселили, мать с двумя детьми сначала ютилась во флигельке, а потом и вовсе их вместе с другими ссыльными загрузили в теплушки и под охраной отправили в Сибирь. Конечной станцией был г. Новосибирск. Но там их никто не ждал: каждый должен был сам устраивать свою жизнь. Дальнейший путь Хардиных пролег через Алтайский край, а потом и Кузбасс. На лошадях люди кочевали из одного населенного пункта в другой. Именно в том суровом 35-м году десятилетний Семен Хардин впервые увидел Гурьевск. Но здесь его семья не задержалась, мать с детьми направилась в Чернь, таежный поселок, где осваивали земли беглые крестьяне. Семен же в глушь с матерью не поехал, свернул обратно — на Барнаул и сам пришел в Малаховский детский дом Косихинского района. Детский дом, в котором он провел несколько лет, Семен Федорович сравнивает с детским домом, описанным писателем-сибиряком Виктором Астафьевым. Было нелегко. Пацаны попеременке бегали в столовую, потому что пальто было одно на всех. И все же в детском доме, как считает Хардин, было не хуже, чем дома. Десятилетний Семен получил прозвище Татарчонок. А среди своей братвы он был Сенька-козырь. Потому что там, где был Семен Хардин, там была удача. Он был как козырь в карточной игре. «Меня слушались, меня боялись, мне подчинялись, — вспоминает те годы Семен Федорович. — После всего пережитого я имею право сейчас это говорить».

Однажды в детдоме возникла ссора, воспитательница уже вышла из себя, но ничего с непослушными детьми сделать не могла. Тогда вмешался Семен Хардин и проблему в считанные минуты уладил. В сердцах женщина бросила ему ключи от всех кабинетов и подсобных помещений детского дома: «Давай, хозяйничай! Раз ты все можешь!» С того момента Хардина стали называть по имени-отчеству. Ему тогда было 15 лет.

А в скором времени пришла в детский дом разнарядка — отправить одного лоботряса воспитанником в стрелковый полк в Барнаул. В то время шла Финская война и формировался новый полк. Директор детдома Никифор Иванович Печеркин отправил, конечно же, Татарчонка.

Служба для 15-летнего подростка складывалась непросто. Летний лагерь располагался в пос. Яровое, это в 11 километрах от Славгорода. В баню ходили в город пешком. Солдаты шли налегке, с песнями. Хардин же играл в оркестре, а потому шагал с нелегким инструментом и туда, и обратно. У всех пацанов-оркестрантов тогда была грыжа. И у Семена Хардина в том числе. В течение всей жизни он играл в трех оркестрах: в стрелковом полку, в минометном училище и позже — в городе Орджоникидзе, там он руководил оркестром в клубе строителей.

В 1941 году, когда началась война, летний лагерь полка, в котором служил Семен Федорович, располагался на Иртыше. Именно оттуда и отправили полк на фронт. Поезд высадил пацанов возле Вязьмы на станции Сычовка. Потом был путь пешком. Тогда Семен Федорович пережил первые взрывы и обстрелы. Над их колонной летали немецкие самолеты на Москву. Хотя это был тыл, здесь с отдельными прорвавшимися немецкими частями вовсю шли бои. Потом их двенадцатый эшелон обороны под г. Дорогобужем Смоленской области рыл окопы, строил укрепления на пути немцев. Но тогда Хардину было не суждено принять свой первый бой. Комиссар полка 16-летним мальчишкам, а таких новобранцев в полку набралось 14 человек, сказал: «Я за вас отвечать не хочу. Молоды вы еще. Езжайте, откуда приехали». Ребятам дали на дорогу хлеба, сала и отправили обратно в Барнаул.

Большинство из этих несостоявшихся воинов пошли работать на военные заводы. Хардина направили учеником электрика при МТС. Электрик мальчишку быстренько поднатаскал и ушел на фронт. Вся подготовка техники к зиме легла на хрупкие мальчишеские плечи. И они не подвели, зиму трактора и другие машины отработали на все сто. А потом Семен Федорович добровольцем ушел на фронт.

Вспоминается ему случай, который подтолкнул его пойти в военкомат и самому попроситься на фронт. Он в то время жил на квартире механика. Спал на полатях над входной дверью. Однажды он проснулся от громкого разговора. На стуле нога на ногу сидел сотрудник военкомата, а механик на коленях умолял его: «Ну, помилуй, дай отсрочку!» — и целовал его сапоги. Тогда механик отсрочку получил, но через месяц на фронт его все же забрали. А еще через месяц его жене пришла похоронка... Семен Хардин же для себя решил: пойду на фронт добровольцем. Это было делом чести, исполнением гражданского долга. В то время для него это были не пустые слова. Подходил к концу 1944 год. Мальчишки беспокоились: война закончится, а у них еще ни одного ордена нет.

В военкомате Семену Федоровичу и другим курсантам дали распределение в ВВС, но заказ на пополнение этих войск никак не поступал. Сагитировал Семена Федоровича артиллерист из противотанковой артиллерии в полк противотанковых пушек. «С образованием? Берись за прицел!» — скомандовал командир полка. И с января 1944 года по январь 1945 года Семен Федорович Хардин служит на I Украинском фронте. Замечательно и то, что его полком командовал Александр Васильевич Чапаев.

Под Вислой 20-летний артиллерист принял свой первый бой. Мне он о нем рассказал так:

Запомнил бой — один из многих,

Как на передней полосе,

Стояли насмерть у дороги,

Седлая важное шоссе.

Ползут фашистских танков туши,

Десанта цепь вослед спешит.

Нам адский грохот давит уши.

У нас на флангах — ни души.

У пушки двое: я — наводчик,

И заряжающий со мной.

Стрелял неплохо,между прочим.

Беру на «мушку» головной.

Прогибы, вмятины, ожоги

Видны в оптический прицел.

Он уносил удачно ноги,

Коль до сих пор, зверюга, цел...

По коже бегают мурашки,

Щекочет нервы лютый страх.

Заметит — так в ответ шарахнет,

Что не успеешь крикнуть «ах!»

С волненьем справившись, спокойно

На перекрестье цель ловлю.

Готов ударить бронебойным.

Засек момент — на спуск давлю...

И, описав почти прямую,

Секунды эдак через три

Снаряд, пронзивший ходовую,

Взорвался в корпусе, внутри.

Танк сразу пламя охватило,

Клубами черный дым пошел.

Раздался взрыв огромной силы...

Кивнул и замер пегий ствол.

Ну, как солдату не гордиться?!

«Спасибо, друг!» — комбат сказал.

Бойцов сияющие лица

Дороже всяческих похвал.

В том бою от двух батарей остались в живых 20 солдат, в том числе остался живой и наводчик, стреляющий первым, Семен Хардин — Сенька-козырь. Тогда он был ранен, но вытирая кровь с лица, остался в бою.

Пробрался в уцелевший ровик

Схватил трофейный пулемет,

И, губы закусив до крови,

Строчу в летящий самолет.

Фашистский ас остервенело,

Перекосив от злобы рот,

Видать по позе онемелой

В ответ по мне прицельно бьет.

Фонтаны пыли ближе, ближе,

Удар, удар, еще удар!

Противный холод спину лижет,

Лицо коробит липкий жар.

Казалось, время прекратило

Свой неустанный вечный бег,

Отчаянье душу охватило,

И я доверился судьбе.

Уж с жизнью мысленно простился,

Подумал: «Мой настал черед».

Патроны кончились, не бился

В руках горячий пулемет.

В сознанье четко промелькнули

Картины детства, сны и быль,

Казалось, что беззвучно пули

Буравят воздух, землю, пыль,

Моя из них скользнув по каске,

Нелепо шлепнулась в траву,

Да, чудеса не только в сказке,

Порой бывают наяву.

Слепа солдатская удача,

Один убит, другой — живой.

Себе не верю, чуть не плача,

Потрогал вмятину рукой.

В полку гордилися причудой,

Той каской было решено,

Как уникальнейшей посудой,

По кругу разносить вино.

Считалось доброю приметой

Отпить на счастье по сто грамм,

Но скоро потерялся где-то

Наш коллективный талисман.

С тех пор летели пули мимо

Моих тогда седых волос.

Домой вернулся невредимый

Жаль, каску с фронта не привез.

Была б музейным экспонатом,

Или реликвией семьи,

Но мы в далеком 45-м

Об этом думать не могли.

Некоторые строфы этого стихотворения сложились еще тогда, сразу после боя. Но целиком оно было написано только в 90-х годах. После того памятного боя Хардин был награжден медалью «За отвагу».

В начале 45-го из трех полков была сформирована противотанковая бригада для отражения немецких контратак на Балатоне. С января по март 1945 года бригада формировалась в Житомире. А потом двинулась на юго-запад — через Австрию, Венгрию, Югославию, Чехословакию.

День Победы Семен Федорович встречал в городе Йиглава. Чехи были разодеты в национальные костюмы, кричали «Насдал!», что на их языке означает приветствие. Боевые машины выстроились на площади на праздничный парад. Мэр города попросил командира батареи «катюш» дать залп в честь Победы. Хардин тогда тоже впервые услышал вблизи залп знаменитой «катюши». Раньше он слышал, как она «поет», только издали. Залп был такой силы, что выскочили камни из булыжной площади.

А еще тот день запомнился тем, что было получено сообщение: немецкая колонна движется на город с востока. Объявили тревогу, и бригада, где служил Хардин, выдвинулась на восточную окраину Йиглавы. Действительно, через некоторое время появилась колонна. Хардин уже навел пушку и надежно держал цель. Ему достаточно было услышать первый звук команды «Огонь!», и он бы дал залп. Но команды не последовало: при более близком подходе колонны стало понятно, что это мародеры — русские иваны. Кто на велосипеде, а кто и на коне, в немецкой, русской форме, пьяные, они шли недружным строем. Они тоже встречали День Победы, но нужны ли были такие победители своей стране?

Потом еще раз пришлось стрелять Семену Федоровичу, но это было уже в мирное время, в 1958 году на учебных стрельбах в Орджоникидзе. Тогда Хардин был искренне удивлен, что не нашлось ни одного, кто умел бы заряжать пушку. К нему подошел командир дивизиона, вчерашний выпускник военной академии, и похлопал его по плечу: «Ты, парень, давай тут сам, по-фронтовому!» Хардин отстрелял за всех. И каждый его залп попадал четко в цель, даже спустя много лет его проверенная войной «система предупреждения мертвых ходов» не дала сбоя.

Дух борьбы и преодоления звал Семена Федоровича туда, где есть трудности. В 1949 году он сделал попытку поступить в горноспасательный техникум, но не прошел по состоянию здоровья. После войны у него были больные ноги. Ведь он половину Европы прошагал пешком. Потерял слух. После осмотра его барабанных перепонок врач сказал, что там остались только лоскутки.

В 1962 году Семен Федорович Хардин успешно окончил строительный техникум. И стал, по его выражению, мотаться по стране. Работал на Севере, в Иркутской области, в Курганской области, после окончания курсов бухгалтеров работал в Кизляре на Северном Кавказе.

В 1964 году Семен Федорович навсегда осел в Гурьевске. Здесь жили его родственники, здесь он сразу нашел работу в Стройуправлении. Здесь он навсегда стал гурьянином после тридцати лет, прошедших с первого знакомства с этим городом.

Потом были, по его собственному выражению, две пятилетки, когда он работал на заводе, в мартеновском цехе канавщиком. Еще 10 лет — в Гурьевском рудоуправлении. Будучи уже на пенсии, он еще два с половиной года трудился в котельной у частного предпринимателя.

В середине 90-х Семен Федорович предпринял попытку повидать друзей-однополчан и совершил поездку по стране. Нашел многих товарищей, с которыми не виделся с 45-го года. Обнял старых боевых друзей. Так, нашелся его командир В.И. Знамов, который в настоящее время живет в городе Рыбинске Алтайского края. В Ленинграде Хардин нашел, где живет майор Яблоков, но не застал его дома, он отдыхал с семьей на даче. А вот однополчанин Семенский Хардина не признал и даже в дом не пригласил.

Во время этой же поездки Семену Федоровичу удалось раздобыть карту «Боевой путь 1644 истребительного противотанкового артиллерийского полка (ИПТАПТ) в составе 13 армии I Украинского фронта (март 1944 — январь 1945 г.г.) и на II Украинском фронте (апрель 1945 г.)», составленную капитаном Чепелевым, с которым Семен Федорович тоже прошагал в ногу немало километров.

Старики на фронте говорили молодым парням: «Нам-то уже все равно, а вас, молодежь, жалко. Вы долго не проживете!» Семен Федорович вспоминает эти слова и гордится тем, что дожил до 80 лет. По секрету он сказал мне, что цыганка ему нагадала жить до 99 лет. И он ей верит.

В этом году умерла его супруга Александра Гавриловна, с которой он прожил вместе 55 лет. Сейчас Семен Федорович воспитывает внучку, помогает дочери на садовом участке. Увлекся поэзией. Этот дар открылся у него совсем недавно. И тема войны в его поэтических произведениях одна из главных. Порой одно мгновение пережитой войны, выраженное в стихотворной строчке, может сказать больше, чем любой учебник по истории. Ведь история — это судьбы наших земляков, это минуты, часы, дни, проведенные ими на фронте, где гремели взрывы, строчили пулеметы, где настоящие солдаты, даже раненые, но еще имеющие силы, не покидали поле боя, потому что за ними стояли их товарищи, за них молились родные, на их мужестве держалась Родина.