ДАБЫ ЖИЛ ТЫ И ПОТОМСТВО ТВОЕ…

Достигнув почтенного возраста, Евдокия Степановна считает, что старчество есть некоторый вид монашеского устроения жизни, в которой душа после многих искушений и страданий ищет мира и покоя. Старики, как и затворники, смотрят на спасение своего ближнего, словно на свое собственное. Можно благоговейно чтить такую жизненную установку старых людей, и можно не уважать стариков за излишнюю заботу и ответственность, которые они при этом берут на себя. Однако история жизни Евдокии Степановны Кузнецовой, ее рассуждения о прожитых годах, возможно, будут интересны нынешнему поколению.

Во всем Салаире еще можно найти двух-трех сверстников Евдокии Степановны. Но те, как говорит она сама, уже много лет ничего не видят, сидят, сгорбившись, на своих постелях в домах у детей или внуков, через силу могут пройти с костылем к столу да к окну и, вспомнив Бога, прочитать Отче наш. У моей собеседницы тоже есть «свой» диван в квартире дочери, но бабушка Евдокия, несмотря на преклонный возраст, почти полностью на «самообслуживании». А недавно выхаживала свою больную дочь, которая вдруг загрипповала. Вот и входную дверь сама открыла, прежде дотошно выспросив о том, кто пришел да зачем. Время-то — эвон какое!

Слова приветствия и поздравления по поводу ее благополучного состояния Евдокия Степановна встречает своим единожды и на всю жизнь принятым у набожных людей выражением: «Всякое благо, какое имеем, и всякое добро, которое делаем, есть Божие и от Бога». Подчеркивает при этом, что нательный крест всегда при ней, сколько себя помнит.

…А помнит она себя маленькой девочкой, которую в группе таких же, как она, разновозрастных детей в неведомом ей до сего дня месте грузят на пароход. На берегу реки верблюды обгладывают куст какого-то растения, и женщина, сопровождающая детей, требует, чтобы они не выглядывали в окна-иллюминаторы…

Что было с ней до того дня, откуда она родом, кто родители, где они и что с ними случилось, она не знает и не узнает уже никогда. Слава Богу, что сохранились тогда ее фамилия, имя, отчество: Бушуева Евдокия Степановна. Так было написано на бирке, привязанной к ее руке. Всё! Больше об этой маленькой девочке никто ничего не знал.

…Помнит далее, что знойным летним днем в центре алтайского села Мельниково Новичихинского района привезенных туда ребятишек разбирали по домам местные жители. «Ничейным» детям была уготована судьба батраков. Евдокия Степановна считает, что ей очень повезло. Муж с женой, взявшие ее к себе, оказались добропорядочными людьми. Не унижая, не попрекая куском хлеба, поручили маленькой работнице присматривать за своими младшими детьми. Они же сохранили бирку, привязанную к руке девочки. При помощи врачей установили ее возраст — шесть лет, определив тем самым год рождения — 1917. И почему-то назначили днем ее рождения 31 марта. Возможно, связав эту дату с каким-то своим семейным событием. Местом рождения девочки записали те добрые люди свою родную деревню. Так и появилась на Алтае взявшаяся ниоткуда Евдокия Степановна Бушуева…

Девяносто лет от роду — без году или с годом, насколько ошиблись врачи, неизвестно, — сегодня это пустые речи, считает юбилярша. Главное, что она, брошенная родителями или разлученная с ними насильно, попала тогда в хорошую семью. Принявшие ее муж с женой стали для нее впоследствии отцом и матерью, а подопечные малолетние ребятишки — братьями и сестрами, которые до сих пор — как родные.

— Пусть даст Господь каждому такое Божие благословение на добрую заботу о детях, оставшихся без родителей, — говорит Евдокия Степановна, — ведь деток таких сегодня всё больше и больше…

Детство и юность Евдокии прошли в работе, которой на селе всегда хватало. Приемные родители не обижали девушку. Пришло время, сыграли свадьбу — как положено, не хуже других. Замуж ее выдали за сельского парня Николая Кузнецова.

Свекор — хороший хозяин не только в селе — во всей округе. Обойди хоть сто верст, не найдешь ему равного. Под стать отцу был и сын Николай, сразу взявшийся за обустройство своего дома.

Как-то раз приехал в гости двоюродный брат мужа. Работал он на шахте в Салаире. Рассказал, что ведется в тех краях активная разработка полиметаллических руд, золота, серебра. Рабочие всегда нужны, и заработки высокие.

Спросив родительского благословения, молодые супруги Кузнецовы стали новоселами горняцкого поселка в Салаирских горах. Здоровый, физически крепкий, трудолюбивый парень работу долго не выбирал, сразу поступил крепильщиком в шахту. В Великую Отечественную воевал с фашистами. А после Победы, едва оправившись от ранений, вернулся на ту же шахту и оставался на ней крепильщиком всю свою трудовую жизнь.

Перед началом войны в семье Кузнецовых было уже две дочери. Николая Ивановича призвали в действующую армию 23 июня 1941 года. Евдокия Степановна помнит те проводы — разухабистую игру гармошки, патриотические песни… Помнит и то, как страшно, все разом закричали женщины, когда тронулась колонна салаирских горняков, ставших вдруг воинами. Бабы выли так, словно уже знали: придут домой немногие. Но каждая, каждая верила до самого конца, что ее муж, брат, сын вернется обязательно…

Для жителей затерявшегося в глухой сибирской тайге Салаира начались военные будни. Женщины, подростки, старики, непригодные для военной службы мужчины, а еще — ссыльные и расконвоированные заключенные, — все они добывали в те годы так необходимые стране свинец, медь, олово, серебро, золото.

Ежедневно на 10-12 часов женщины и подростки спускались под землю на 200 метров. Работали в шахте в неимоверно трудных условиях, выполняя и перевыполняя установленные (для мужчин!) нормы выработки. Евдокия Степановна говорит, что в военное время в работе мало кто считался с тем, что ты — женщина. Все женщины являлись горняками, главной обязанностью каждой была добыча наибольшего количества драгоценного металла — для страны, для Победы.

В тылу, как на фронте, и гибли во имя Победы.

…Авария, которая случилась на шахте комбината 6 февраля 1943 года из-за грубого нарушения правил техники безопасности, по официальным данным унесла жизни 85 горняков. Однако среди жителей Салаира до сегодняшнего дня ходит молва, что в результате внезапно вспыхнувшего пожара на шахте погибло от 120 до 150 человек. Подлинную причину пожара и количество погибших установить до сих пор не удалось. Не обнаружено ни одного официального документа, который хотя бы подтвердил сам факт трагедии. Власть умела скрывать свои поражения не только на фронте, но и в тылу.

Евдокия Кузнецова помнит тот трагический день до мелочей.

Надо сказать, что сначала ее как мать двоих маленьких детей определили не в саму шахту, а учетчицей концентратов четвертого участка рудника. Но однажды Евдокия опоздала на работу! Воспалением легких заболела младшая дочь, и утром больного ребенка пришлось дольше обычного собирать в ясли. Бежала на свой участок, проваливаясь в глубоком снегу, в темноте, по завьюженным тропинкам… Но к началу раскомандировки не успела.

Ее могли отдать под суд — военное время. Но мать двоих детей судить не стали — на три месяца отправили работать в шахту, где всегда не хватало людей.

День 6 февраля был объявлен воскресником. Работать в выходные было нормой. Четвертому участку, пробером которого работала Евдокия Степановна, в тот день предстояло трудиться на горизонте 252-го метра. Перед самым спуском в шахту кто-то прибежал из детских яслей и сообщил, что тяжелобольная дочь Кузнецовой умирает. Мать, конечно, отпустили с работы и она забрала ребенка домой.

Но вскоре весь горняцкий поселок пришел в движение! Весть о пожаре в шахте, о массовой гибели людей мгновенно разнеслась по Салаиру. Оставив больного ребенка под присмотром старшей дочери, Евдокия Степановна побежала на шахту.

Первым, кого встретила, был седенький сгорбленный старичок из ссыльных. Он работал у нее помощником, перетаскивая мешки с пробами руды. И его без нее, пробера, оставили работать на поверхности. Он плакал и обнимал Евдокию, называя своей спасительницей.

На горизонт 252-го метра в тот день спустилось 23 человека во главе с начальником участка Н. Чувильской. Когда спасатели добрались до этого места, то увидели только круг из мертвых тел. Начальник участка, видимо, пытаясь спасти людей, заставила обмотать лица мокрыми тряпками и лечь кругом, спрятав головы под одежду друг друга. Но смертельный газ был беспощаден.

Когда тела погибших подняли на поверхность, всем показалось, что люди просто спят. Несколько дней из шахты поднимали тела заживо сгоревших и задохнувшихся горняков.

Хоронили погибших всем поселком. Такого скорбного дня Салаир не видел никогда. «Безродных», то есть ссыльных и бывших заключенных, студентов-практикантов, чьи личности не удалось установить, похоронили в братской могиле. Всех остальных погибших хоронили родственники.

При общей скорби и в одной траурной процессии схоронила Кузнецова и свою младшую дочь. Она умерла на следующий день после аварии.

Позднее Евдокия Степановна размышляла так: почему Господь не пустил ее с товарищами в шахту, уберег от смерти, но забрал при этом дочь? Почему Господь отнес так далеко время ее собственной смерти, дав такую длинную жизнь?

Оставалось в сознании чаще всегда одно: «Всякое благо, какое имеем, и всякое добро, которое делаем, есть Божие и от Бога». Веруй!

И Евдокия Степановна верила. Верила и в скорую победу, в радостную встречу с мужем, в то, что будет у них большая, дружная и счастливая семья.

Именно так всё и случилось. Вернулся с фронта муж. Израненный, на костылях, но живой. Оправившись от ранений, снова пошел работать в шахту.

Николай Иванович, с которым они прожили вместе 58 лет, уже ушел из жизни. Пятерых детей вырастили Кузнецовы. Сегодня у Евдокии Степановны восемь внуков и столько же правнуков, недавно отпраздновали рождение первой праправнучки. Почти все ее наследники имеют высшие образование, а двое из внуков получили уже и второе. Дети ее — хорошие работники, замечательные люди. Никому из рода Кузнецовых ни за кого не стыдно. Все красивые да умные, здоровые да степенные — залюбуешься!

Счастлива ведь, Евдокия Степановна? Но словоохотливая моя собеседница вдруг, как бы споткнувшись, неожиданно говорит: «Не совсем». И поясняет: «Да, за детей, внуков, правнуков радуюсь, ими — счастлива. А собой — нет».

Понятно, что старость не радость… Но послушаем этот рассказ дальше.

Старушка говорит, что затворническая жизнь наводит на всякие размышления, в том числе — о счастье, о смысле жизни. Легко было не задумываться над этими вопросами, когда, за вычетом трагических испытаний, казавшихся исключительными и, в общем-то, ненормальными, у каждого было естественное и разумное дело, а общий вопрос «о жизни» только маячил где-то в туманной дали и смутно-потаенно тревожил душу. Раньше Евдокии Степановне казалось, что будничная, суровая жизнь сегодняшнего дня есть, собственно, недоразумение, временная задержка в наступлении истинной жизни, томительное ожидание, нечто вроде томления на какой-то случайной остановке поезда. Но завтра или через несколько лет, словом, вскоре в будущем всё изменится, откроется истинная, разумная и счастливая жизнь. Весь смысл жизни — в этом будущем, а сегодняшний день для жизни — не в счет.

Так они с мужем думали, когда начинали разрабатывать горные породы Салаира в предвоенные годы, когда переживали военное лихолетье, строили новую послевоенную жизнь.

Наступление этого решающего светлого дня, которого они долго ждали чуть ли не завтра или послезавтра, оттягивалось на долгие годы. А он всё отходил для них в какую-то неуловимую даль. И его ждали уже не завтра и не послезавтра, а только «через несколько лет». Например, в следующей «пятилетке». А потом уже никто не мог предсказать, сколько они должны его ждать, этот «светлый день» и при каких условиях он наступит.

Евдокия Степановна считает, что все люди впали в зависимость от ожидания такого дня. Пожилые живут мыслью, что они, быть может, вообще не доживут до этого дня или встретят его в старости, когда вся жизнь будет уже в прошлом. Младшее поколение начинает убеждаться, по меньшей мере, в том, что лучшие годы уже проходят и, может быть, без остатка пройдут в таком ожидании.

И задает моя собеседница сама себе вопрос: а не в этом ли томительном ожидании растеряли мы весь запас наших духовных сил? Может быть, в бессмысленном томлении и бесцельном прозябании мы как раз теряем ясные представления о добре и зле, о желанном или недостойном образе жизни?

Что же делать, Евдокия Степановна?

Нет у старушки готовых ответов на все вопросы, которые поставила перед ней ее большая жизнь.

Но она говорит, что остается — жизнь. Сама жизнь, во всей ее неприглядной наготе. И та, о которой сказано: «жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие: избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое».