Повесть о настоящей жизни

Садоводами они с женой Валентиной Григорьевной стали в 1973 году, когда переехали из барака на улице Революционной, который гурьяне прозвали «верхней колонией», в квартиру на улице Кирова. К комнате в бараке полагался огород размером в одну сотку, поэтому неленивые жители этих комнатушек, в том числе и Булатовы, всегда были с овощами. Рядом с квартирой в центре города огорода не было, поэтому, чтобы обеспечить себя морковью и луком, Григорий Аверьянович с женой решили, что нужно купить дачу. Выписали объявления о продаже участков, посмотрели несколько из них и остановились на том, что продавал Николай Кириллович Исаков. Участок оказался крохотным, всего три сотки, потому что был «отделенным» от участка Исаковых, составлявшего 8 соток. С годами уже немолодые садоводы Исаковы решили, что не справляются, и выставили на продажу часть земли.

Булатовых участок подкупил тем, что, с одной стороны, располагался недалеко от остановки, а с другой – был крайним, и плавно переходил в «живую природу» ­ поле и лес. Последнее обстоятельство при выборе дачи для выросшего в деревне Григория Аверьяновича стало, пожалуй, решающим.

О детстве в деревне Григорий Аверьянович вспоминает с ностальгией: там был огород – основной кормилец в послевоенное время, лес, тоже подкармливавший вечно голодную ребятню, и прудик в полукилометре от деревни – главное мальчишеское развлечение.

Новая дача Булатовых с ручьем неподалеку стала для Григория Аверьяновича словно бы приветом из той, давно ушедшей вместе с детством  деревенской жизни, теплым воспоминанием о времени, когда ему было шесть лет. «Мы все по сути своей вышли из природы, из деревень, –говорит Григорий Аверьянович, – поэтому нас так и тянет к земле. Только на природе мы чувствуем себя по­настоящему счастливыми, гены­то не обманешь».

Вместе с участком «по наследству» Булатовым от прежних хозяев перешли кусты смородины, малины, земляники. Грядочки с морковью, луком и чесноком посадила супруга Григория Аверьяновича. Почти сразу Григорий Аверьянович сделал мосток у ручья, чтобы людям было удобнее брать из него воду, а на участке сколотил из досок небольшой щитовой домик,  в котором можно было укрыться от жары и дождя. Баня и домик посолиднее на их участке появились гораздо позже, когда со стройматериалами стало попроще.

Поначалу Булатовы воспринимали свой сад так, как привыкли воспринимать деревенский огород – как кормильца. Впрочем, так дачи воспринимали тогда все, кто наголодался в войну. В будние дни бывали на участке не каждый день. Транспорта не было, а пешком не находишься. А вот в выходные, бывало, и ночевали. В соседях у Булатовых жили супруги Леонид Яковлевич и Нина Николаевна Красовские. Он – председатель райисполкома, она – директор школы №6. На даче у Красовских нередко бывали высокие по местным меркам гости – работники горкома, директора городских предприятий, в их числе и первый секретарь горкома В.В. Астафьев. Но Красовские, надо отдать им должное, никогда не зазнавались, и с соседями – мартеновцем Григорием Аверьяновичем и фармацевтом Валентиной Григорьевной – дружили. Дача словно стирала между людьми все границы, была своеобразным позывным «свой» – «чужой». Словосочетание «сосед по даче» означало, скорее, «свой», чем «чужой», потому что только на даче, по мнению Григория Аверьяновича, люди бывают «настоящими», такими, какие они есть от природы. Дача ­ она как религия, обнажает человеческую сущность, показывает, кто сварлив, а кто наоборот – глубоко порядочен, она снимает налет, который накладывает на людей городская жизнь.

«В 80­е годы, – вспоминает Григорий Аверьянович особенности дачной жизни советских лет, – на полянке напротив нынешней конторы стоял ларек, в котором садоводы могли купить хлеб, булочки, соль, консервы, другие нехитрые продукты». А рядом с ларьком, по его словам, частенько привозили и устанавливали бочку с пивом или квасом. В выходные к ней выстраивалась очередь из дачников. Григорий Аверьянович, бывало, тоже брал трехлитровый бидон и шел за пивом к той самой бочке. «Гриш, ты куда?» – завидев соседа, выглядывал Леонид Яковлевич из окна. «За квасом», – конспиративно сообщал Григорий Аверьянович. «Тогда и мне тоже антикомаринчику купи», – просил Красовский и выносил из дома эмалированный чайник и три рубля. Вечером «с устатку» они вчетвером пили пиво, вели неспешные дачные разговоры и играли в карты, в основном в «66». А с соседних участков то и дело доносились нестройные голоса других подружившихся дачников, у которых общение уже дошло до песен.

Соседка Нина Николаевна Красовская была модница и любила шить. Прямо на даче у нее была швейная машинка. Иногда выходила на крыльцо в только что сшитом наряде и кричала: «Валь, Гриш, посмотрите, как я выгляжу?» Если Григорий Аверьянович с Валентиной Григорьевной говорили, что надо бы что­то доработать, никогда не обижалась и тут же шла перешивать обновку, а если шутили, что «красиво, хоть замуж отдавай», смеялась и наряд оставляла. Леонид Яковлевич на шутки про «замуж» тоже никогда не обижался, от души смеялся вместе со всеми.

Надо сказать, что далеко не все соседи, как Булатовы и Красовские, жили душа в душу. Почти двадцать лет Григорий Аверьянович был в правлении садоводческого общества «Путь к садоводству», и про ссоры знает не понаслышке. Возникали они в основном из­за дележа земли: то кто­то прихватит пару сантиметров от общей 60­сантиметровой дорожки, разделявшей участки, то куст, посаженный впритык к дорожке, бросит тень на соседний участок, то земляника «переползет» через межу. Члены правления брали рулетку и быстро разрешали все конфликты, их слово было законом для садоводов.

Став дачником, Григорий Аверьянович взял за правило ходить в лес или в поход с саперной лопаткой и топориком и приносить на дачу то, что ему понравилось – луговые цветы и травы, лесные деревья и кустарники. За годы садоводства он скопил изрядную коллекцию, в которой есть и уникальные для сегодняшнего дня экземпляры растений. «Вот мое хозяйство, моя мини­тайга», – говорит Григорий Аверьянович и приглашает меня… нет, не на участок, где после смерти его жены хозяйничает дочь Елена, а на полянку за ним. На маленьком участке в три сотки места для всего накопленного Григорием Аверьяновичем богатства, конечно, не было, поэтому он высаживал все принесенное из леса за забор. Вот маралий корень, привезенный им из туристической поездки в Междуреченск почти 40 лет назад, вот два кедра – память о поездке в тайгу за шишкой с бригадой мартеновцев, а вот эта елочка растет в мини­тайге с того самого дня, как родилась гордость Григория Аверьяновича – внучка Алинка, Алина Патрик, которую сегодня знают в городе почти все. А вот волчье лыко, приглянувшееся Григорию Аверьяновичу ярко­розовыми цветами, предшествующими тем самым ядовитым ягодам, которых все боятся.

Когда Григорий Аверьянович сказал мне, что у него на даче растут даже орхидеи, я, признаюсь, не поверила. Орхидеи – это не для Сибири, а больше для Тайланда подходит. Но он настаивал: «Нет, именно орхидеи», – и показал… вполне сибирское растение ­ башмачок настоящий или венерин башмачок. Позже прочла в энциклопедии: венерин башмачок – из семейства орхидных, и поразилась глубоким знаниям Григория Аверьяновича.

Вот в этой, созданной своими руками мини­тайге Григорий Аверьянович и приловчился ставить палатку на лето. Однажды зазвал ночевать в палатку и супругу, но Валентина Григорьевна мужнину «романтику» не оценила, и с тех пор больше на это ни разу не соглашалась, предпочитала ночевать в домике.

Григорий Аверьянович же говорит, что только палатка дает возможность почувствовать себя частью природы: увидеть яркие ночные звезды, услышать пение птиц и стрекотание кузнечиков. «Даже в дачном домике, – говорит он, – вы никогда не сможете услышать всего разнообразия звуков природы». Много лет он каждое утро слушал пение соловьев и скворцов, для которых построил в своей мини­тайге множество домиков, смотрел на возню воробьев, неизменно селившихся за наличниками его дачного домика. «Но уже несколько лет, – печалится Григорий Аверьянович, – соловьев нет. Да что там соловьев, воробьи – и те куда­то подевались! Сорок почти не стало! Максимум, прилетят одна или две птицы, и все. Цивилизация наступает. По­прежнему радует своими утренними песнями только птичка­зарянка».

Вот и бежит Григорий Аверьянович от этой наступающей цивилизации в свою палатку. Мне кажется, что и остальные дачники бегут на свои участки по этой же причине. Бегут? Или просто возвращаются домой?