В борьбе за жизнь ребенка

«Не думала, что после 4-летней, казалось бы, спокойной жизни нам снова будет нужна помощь, и жизнь моего ребёнка опять будет зависеть от пресловутых денег. Мы никогда не жили в роскоши и не стремились в большие города. Мы всю жизнь жили в Гурьевске. Жили обычной жизнью, и Дима тоже не отличался от обычных деток. 2011 год полностью перевернул нашу жизнь, тогда мы впервые услышали диагноз «нейробластома». У нашего 3-летнего сына начались сильные боли в животе и ногах. Никто сначала не мог поставить правильный диагноз, думали на все, что угодно, только не на онкологию. Когда мы попали в клинику г. Кемерово и диагноз наконец-то поставили, то оказалось, что лечить нас будут по общим онкологическим протоколам. Сейчас, имея за плечами большой опыт, мне жутко от того, что я пишу. Общий протокол означает лечение всех онкологических детей одними препаратами, независимо от их природы и структуры. По такому «общему» протоколу нам сделали 3 блока химий, но состояние ребёнка не улучшилось. Знакомый врач рекомендовал срочно ехать в Новокузнецк. Мы так и сделали. Там более оснащённая клиника, и нам удалось подробнее узнать о масштабах нашей болезни. Честно говоря, легче нам не стало. Опухоль заполняла все забрюшинное пространство и уходила в брюшную полость, окутывая все магистральные сосуды, аорту и ее ветви. В мае 2012 года после лечения объём опухоли уменьшился на 53 процента, и было принято решение отправить нас на операцию в клинику Рогачева в Москву.

Поехала с сыном я одна. Муж с дочкой остался дома. 3 июля 2012 года была проведена операция по удалению опухоли. Но наши надежды на чудо исчезли сразу после разговора с хирургом. Операция, по его словам, прошла не совсем успешно. С чем это было связано? Не могу сказать. Неопытный хирург, сложная опухоль… Может, все вместе… Состояние моего ребёнка было критическим, и никто не давал даже 10 процентов на шанс выжить! У Димы поднялась температура, его начало лихорадить. Меня вызвал в кабинет хирург и сказал, что я должна принять решение о проведении очередной операции прямо сейчас, иначе завтра может быть уже поздно. Я помню только то, что позвонила мужу и начала говорить что-то невнятное. Он тогда не дослушал меня, взял билет и прилетел в Москву. Мы сидели, обнявшись, и плакали… Но что делать? Надо было соглашаться на операцию. Слава Богу, эту операцию мой сын пережил. И не одну… Через день нас ждала ещё одна операция, так как не могли остановить кровотечение. Когда после очередной операции хирург перечислил, сколько органов он удалил ребёнку, мое сердце просто остановилось. За неделю мой сын лишился селезенки, почки, желчного пузыря, части поджелудочной железы. Нам так и не объяснили, почему понадобились такие большие жертвы.

Нас ждал месяц реанимационной борьбы. Дима был в критическом состоянии. Он не ел, не разговаривал, не улыбался. Его не радовали игрушки, которые папа покупал коробками, чтобы как-то его расшевелить. Я смутно помню, что происходило вокруг. Я понимала, что надо держаться, но глядя на сына, у меня это получалось с трудом. При больнице был батюшка, который помогал мне сохранить силы и веру. Он ходил к нам каждую неделю, и мы вместе читали молитвы.

Через месяц с небольшим нам сообщили, что при обследовании снова обнаружили несколько фрагментов опухоли. Они были немаленькие и, судя по всему, имели тенденцию к росту. Для нас это был ещё один удар. Столько страданий, а опухоль по-прежнему не удалена! Врачи тихо начали оформлять документы на выписку. Выписку домой, умирать… По их словам, они сделали все, что могли. Но мы не могли с этим смириться и готовы были бороться снова и снова. Благодаря неравнодушным людям и упорству моего супруга врачи написали письмо в фонд «Подари жизнь» с просьбой о содействии нам в поездке в Германию и оплате лечения.

Это был единственный шанс на жизнь для нашего сына. И вот мы с Димой в Германии. Немецкие врачи, к моему удивлению, не упали в обморок от снимков МРТ и не предложили паковать чемоданы и ехать обратно. В скором времени нам был предложен план лечения. Это были химиотерапии, трансплантация костного мозга и mibg-терапия. Оказалось, у нас есть шанс. В процессе обследования выяснилось, что помимо опухоли у нас ещё и костный мозг поражён метастазами. Не буду подробно описывать все страдания и боль, которые пришлось пережить моему ребенку во время лечения. Дима очень старался, выполнял все указания врачей. Он стал моим стержнем, который заставлял меня каждое утро улыбаться и двигаться дальше. Шаг за шагом, почти год мы преодолевали все испытания и, слава Богу, мы выдержали. Как следствие терапии, у Димы произошло резкое снижение слуха на оба уха, в остальном было все нормально. Летом 2013 года нам сказали: «Вы в ремиссии. Можете покупать билеты домой». Нашему счастью не было предела. Наконец-то родной дом, дочка, все вместе... Радоваться было страшно. Многие детки, с которыми мы проходили лечение, через пару месяцев или год возвращались с рецидивами и начинали новую борьбу. Я молилась и верила в чудо. Каждые 3 месяца мы летали на контроль в клинику и каждый раз перед беседой с профессором у меня дрожали колени. И не было ничего дороже улыбки Димы, когда нам говорили, что у нас все нормально. Все было так почти 4 года, но не в этот раз.

Мы уже сами поняли, что что-то не так. У Димы за месяц до назначенного обследования появились боли в ноге и животе. Когда боли лишили нас сна, мы решили не дожидаться назначенной даты обследования и срочно лететь в Кельн. В самолёте Дима был уже на сильных обезболивающих, и практически весь полет мы ходили с ним по салону, так как сидеть он уже не мог. Казалось, боли усиливаются ежеминутно. Слава Богу, в клинику нас положили сразу по прилету и подключили внутривенное обезболивание. Диме стало полегче, и мы смогли пройти обследования. Результат шокировал. При отсутствии видимых проявлений опухоли более чем на 80 процентов оказался поражен костный мозг. Болезнь резко прогрессировала спустя почти 4 года.

Но по словам врачей у нас есть шанс побороться. Да, у нас все непросто: нет многих органов, мы носим слуховые аппараты, и никто не знает, как повлияет химия на наш слух в этот раз. Но! Дима был долгое время в ремиссии, а это значит, что организм накопил силы для новой борьбы. Нельзя опускать руки, нужно дать шанс ребёнку. Поддержите нас, пожалуйста!»

Годовое лечение в Германии семье Шерстобоевых будет стоить 500 тысяч евро. Это просто нереальные деньги для семьи. Друзья Шерстобоевых, одноклассники Димы уже развернули масштабную акцию по сбору средств «ВКонтакте», в «Одноклассниках», в Instagramme. Группа называется «Дима Шерстобоев». Там вы узнаете все новости о состоянии здоровья ребенка и о поступивших средствах на счет родителей.

Номер карты Оксаны Алексеевны Шерстобоевой

6390 0226 9010 9680 59 (Сбербанк)