Неблагополучные

Работы больше, детей в приюте – меньше

Огромное здание Урского приюта показалось мне пустым. «Летом всегда так, – подтвердила мои ощущения заместитель директора приюта Галина Ивановна Бакланова, – детей мало, педагоги – в отпусках».

«Не знаю, с чем это связано, – поделилась своими наблюдениями и предположениями Галина Ивановна, – но летом детей всегда меньше, к декабрю, наоборот, приют бывает переполнен, иной раз, бывает, до 50 человек доходит. То ли органы профилактики летом лучше работают, то ли это из-за того, что социальные педагоги в отпусках, дети бесконтрольные. А в сентябре, когда они пойдут в школу, все проблемы в семье, если они есть, станут заметны. Педагоги начнут работать с семьей, сообщат в Комиссию по делам несовершеннолетних. Колесо системы закрутится, и к декабрю дети окажутся в приюте».

Поскольку я была в рейде с работниками комиссии по делам несовершеннолетних, то, в отличие от недоумевающей Галины Ивановны, ответ на этот вопрос я уже знала. За все время рейда по неблагополучным семьям мы действительно не забрали из семьи ни одного ребенка. Более того, члены комиссии удивлялись порядку в большинстве домов. Удивлялись, но мне объяснили, что есть прямая связь между наличием работы, особенно в деревнях, и благополучием в семье. С весны начинает кормить лес и огороды, появляются временные заработки. А пока люди заняты, они не пьют. Или много не пьют.

Нет детей – нет работы?

Отсутствие детей подтолкнуло меня задать Галине Ивановне вопрос, который, как мне кажется, не принято задавать в подобных учреждениях: что будет с самим приютом, если вдруг профилактика станет такой эффективной, что детей перестанут забирать из семей? Тем более, что государство всеми силами к этому стремится. Честно говоря, в ответ я ожидала услышать что-то типа «Народ всегда пил и будет пить, а значит, и неблагополучные семьи всегда были и будут». Но нет. Оказалось, что тенденция к снижению количества детей в приютах области есть, некоторые из них в последнее время даже закрылись, и о том, что будет дальше, здесь уже думают. Вариантов развития ситуации несколько. Первый – просто закрыть приют. Желающие взять построенное с учетом всех современных требований здание обязательно найдутся. Вопрос в том, куда девать 107 человек, работающих в приюте? Для Урска с населением 2500 человек и самым высоким в районе уровнем безработицы 107 рабочих мест – это достаточно много.

Вариант второй – это перепрофилирование в социально-реабилитационный центр, который бы занимался «ведением» неблагополучных семей. Зачастую большие проблемы в семье начинаются с маленьких недоделок – неоформленного вовремя паспорта или лени взять какую-то справку, поэтому специалисты центра попросту брали бы за руку родителей или детей из таких семей и вели туда, куда нужно – на биржу труда, в школу, из школы, в паспортный стол и т.д.

Однако нашему приюту этот вариант не подходит из-за отдаленности от города. «К сожалению, сегодня мы заложники этой удаленности: реабилитационный центр, находящийся в 60 км от города, нам никто открыть не даст», – сетует Галина Ивановна и пока никаких других вариантов, кроме как создавать отделение профилактики с мобильными бригадами, которые будут выезжать к неблагополучным семьям, не видит.

Накренившийся домик

По предложению Галины Ивановны иду смотреть приют и знакомиться с детьми. Чистенько, красиво, уютно – видно, что сотрудники стараются создать для прибывших сюда ребятишек добрую, теплую, я бы даже сказала, домашнюю атмосферу. На стенах – герои сказок и мультиков. В холле – стенгазета: яркая, праздничная, явно сделанная вместе с воспитанниками приюта. Стенгазета, посвященная Дню семьи, любви и верности…

Как было бы здорово, подумала я, когда мы пришли в группу к младшим мальчишкам, если бы эти герои, разрешающие волшебным образом все проблемы, могли помочь и воспитанникам приюта. К примеру, напомнить о семье, любви и верности маме третьеклассника Коли, которая привезла его в приют 9 месяцев назад под предлогом, что у него проблемы с учительницей и ей нужно подыскать ему новую школу, и забыла о нем. Коля на маму не обижается, говорит, отводя глаза: «Сам виноват, нечего было с учительницей спорить»…

Или вот помогли бы Денису, такому же солнечному и доброму, как они сами. За улыбчивость и приветливость педагоги между собой называют его солнышком. Денис в приюте с сентября прошлого года. Его уже хотели взять в семью приемные родители, но ровно за день до суда по поводу лишения его матери родительских прав та объявилась в приюте. «Один раз за год пришла, – возмущается Галина Ивановна, – и то пьяная». Но даже пьяную мальчик был очень рад ее видеть, загорелся надеждой, что все изменится, мама одумается, бросит пить и возьмет его обратно. Но мама не одумалась: разбередила душу ребенку и снова пропала… Суд вынес решение о лишении матери Дениса родительских прав. Чтобы не попасть в детский дом, Денис все же согласился пойти в приемную семью.  

В группе младших девочек нас встретила только воспитатель. Девчонки унеслись обедать, побросав игрушки – накрытый столик с детской посудой и заботливо рассаженными вокруг его мягкими игрушками. Девчонки играли в «дом» – счастливый дом. Это как раз тот случай, подумала я про себя, когда детей не обязательно спрашивать, о чем они думают, о чем мечтают и о чем бы попросили сказочных героев, представься им такая возможность.
«Все дети в приюте мечтают о доме и семье, – словно подслушала мои мысли Галина Ивановна. – Но далеко не все играют в «семью» и в «дом», не все умеют. Игры на самом деле очень важны, они показывают все, что умеют дети, по ним видно, как и чем дети жили и живут. У нас были случаи, когда ребятишки во время игр только чокались и выпивали...»
В уголке комнаты я увидела сиротливо стоящую детскую игровую палатку – покосившуюся, накренившуюся на один бок. Она не гармонировала с созданной девочками за столиком идиллией, но не сказать, чтобы сильно выбивалась из общей атмосферы, – выглядела как символ покачнувшегося семейного очага…

Как говорят психологи, дети, играя, пробуют себя в разных ипостасях, как бы «примеряют» разные социальные роли и вырабатывают на будущее модель поведения. Что это будут за роли, зависит от того, в какой среде вырос ребенок, в каком окружении. Другими словами, если мы хотим вырастить хорошего семьянина, мы должны показать ребенку пример семьи. Именно поэтому государство стоит на позиции, что любая семья лучше, чем приют или детдом. Отсюда и куча акций, призванных приблизить ребенка к семье: «Теплый дом», во время которого ребятишек из детских домов приглашают в гости благополучные семьи; «Мама, найди меня!», когда детей берут под опеку в приемные семьи. Подобное направление – «семейные» группы – есть и в приюте. В двух группах воспитываются пять ребятишек. Смысл этих групп таков: благополучные семьи берут к себе детей из приюта. Не навсегда, на то время, пока не будет решена проблема, из-за которой ребенок попал в приют, или не решено, что делать с воспитанником приюта дальше. Мамы из этих семей устроены в приюте воспитателями – получают заработную плату, имеют отпуск, больничный, пенсионные отчисления и другие социальные гарантии. Получается двойная выгода: маме – работа, ребенку из приюта – пример хорошей семьи, пусть и временный.

Не учтено в этой форме работы только одно: ребенок, несмотря на то, что ему заранее объясняют, что эта семья для него — временная, и мама – это не мама, а лишь воспитатель, привязывается и к маме, и к остальным членам семьи. И парадокс заключается в том, что чем лучше работает воспитатель в такой группе, тем больше привязываются к нему дети, и тем большую психологическую травму получают, когда приходится расставаться.

«Так хорошо это или плохо – стремление государства всеми правдами и неправдами приблизить ребенка к семье?» – снова задала я себе вопрос, возникший у меня еще во время рейда. И не смогла на него ответить однозначно.

«Ненужные» подробности детской судьбы

Для воспитанников приюта есть два пути – семья, из которой ребенка забрали, или детский дом. Уже из детского дома ребенка могут забрать в приемную семью. Так вот детей, которые после приюта пойдут в детдом, называют здесь коротко – «дети со статусом». И, как мне показалось, для приютских детей слово «статус» звучит примерно так же, как для осужденного «приговор» и, дабы его избежать, ребятишки всеми способами стремятся попасть в семью – родную или приемную.

Мечтают об этом и девчонки из средней группы — десятилетняя Маша, двенадцатилетняя Катя и одиннадцатилетняя Вера. Если не вдаваться в подробности, судьба их кажется написанной под копирку: родители пили, поэтому девчонок забрали и поместили в приют. Уже известно, что всех трех после детского дома заберут в приемные семьи. Но как раз эти «подробности», в которые все мы так не любим вдаваться и которые абсолютно не важны для государственной машины, и отличают их судьбы – прошлые и будущие – друг от друга.  

Да, все девочки одинаково знают, что они пойдут в приемные семьи, но...

…Маша знает о своей будущей семье только то, что она из Гурьевска и даже, по ее словам, не интересовалась, как зовут новую маму.

…Катя знает, что будущую маму зовут Надя, думает, что в новой семье ей будет хорошо, потому что приемные родители добрые. Но говорит, что если бы у нее был выбор, она бы все равно лучше вернулась к родной маме. Вместо ответа на вопрос, чем родная, но пьющая мама отличается от доброй и непьющей приемной, Катя просто расплакалась и привела по-детски весомый аргумент: «Я по ней скучаю…»

…Вера будущих приемных родителей знает, они даже дважды приезжали к ней – ровно столько же, сколько раз приходила за то время, что Вера находится в приюте, мама биологическая. Мама, рассказывая о которой, Вера сказала, что она очень добрая и… родная.

Так сделают ли новые приемные семьи этих девочек счастливее, помогут ли из кучи «примеренных» ролей выбрать самую правильную, ту, которая поможет стать им полноценными членами общества и положительным примером для своих будущих детей? На этот вопрос, пообщавшись с девчонками, я ответить не смогла.

За ответом я решила отправиться в Гурьевский детский дом. Материал об этом читайте в следующем номере «Знаменки».