На фронте без разведки - никуда

Родился Василий Михайлович в небольшом селе Алтайского края. В семье было двое детей – он и младшая сестрёнка. После плена у Колчака отец сильно болел. Когда Васе было 5, а его маленькой сестричке 3 года, отца не стало. Мать три года воспитывала детей одна, потом вышла замуж. «Муж ей попался непутевый, — рассказывает Василий Михайлович. – Много пил и растранжиривал всё, что нажил покойный Михаил Демьяненко. Отцом он мне не стал. Я быстро взрослел. Советом частенько помогал одинокий соседский дедушка, который осуждал поведение моего отчима».

Как все сельские ребята, Вася учился в школе, вступил в пионерскую организацию, окончил 7 классов, и по деревенским меркам считался грамотным.

Война началась, когда Васе было 14 лет. Решение пришло сразу – он пойдёт на фронт добровольцем. Пока он не подходил по возрасту, работал, как все школьники его возраста. Был учётчиком в колхозе, стал более-менее ориентироваться по азимуту. В ноябре 1943 года в 17-летнем возрасте Вася вместе с несколькими своими друзьями прошел собеседование у секретаря ВЛКСМ, их посчитали годными для обучения на командиров. Его направили в 5-й учебно-стрелковый полк офицерского училища в Рубцовске, но до офицера не доучили. В звании сержанта отправили на фронт в Прибалтику. Воинская часть формировалась в Ивановской области, попала под бомбёжку, её расформировали, Василия направили на пополнение в 23-ю Красногвардейскую Киевско-Житомирскую дивизию. Она держала третий Белорусский фронт, тогда он проходил под Шауляем (Литовская ССР). До передовой пришлось идти ночью, а утром уже в бой. Бои шли в направлении рек на Курляндских болотах, которые простираются от Винницы до самой Риги.

Сейчас уже военные будни стираются из памяти Василия Михайловича, он всё реже вспоминает события тех дней, но когда это бывает, перед его взором встают страшные картины из прошлого, как под непрерывным вражеским огнём пехота с криком «За Родину! За Сталина!» идёт в наступление. «Но даже до середины никто не доходил: падал замертво либо с тяжелыми ранениями. Легче пехоте было в те моменты, когда в бой вступала артиллерия», — говорит Василий Михайлович.

Были и такие моменты в боевой жизни вояк, которые они потом часто вспоминали. Вот один из них. Был в пехоте боец со странностью – берёг голову во время сна и даже во время боя не расставался с подушкой. Он привязывал её к спине под шинелью, так и ходил. Однажды во время обстрела она спасла ему жизнь. Солдат укрылся в окопе, пригнув голову. Враг пристрелял орудие и из миномёта ударил прямо по нему. Кругом полетел пух – снаряд задел подушку, а боец остался цел.

Кроме подушки, был ещё один ценный предмет, только ценил его не один боец, а вся дивизия — это тетрадь со стихами. Солдаты называли её «Тетрадь неизвестного лейтенанта». По слухам хозяин тетради погиб, а его творение нашло отклики в сердцах бойцов. В тетради не было ни фамилий, ни подписей, только проникновенные стихи о родном крае, любимых людях, солдатских чувствах. Она переходила из рук в руки, бойцы переписывали и наизусть заучивали понравившиеся им стихи. Некоторые строки запали в душу и Василию Михайловичу, он до сих пор помнит кое-что из этой тетради.

Два раза Василий Михайлович получал ранения, попадал в госпиталь, поправлялся — и опять на передовую. В августе 1944 года его назначили командиром стрелкового отделения 225-го стрелкового полка, а через некоторое время командование определило его в разведку.

«В разведгруппе было 11 человек, — рассказывает Василий Михайлович, — я был в группе захвата. Прежде чем идти на задание, дня три «прощупывали» местность, глядя в бинокль, — никогда не знаешь, где фашисты стоят «на часах». Потом вызывали саперов, чтобы те разминировали на поле небольшую дорожку. Через поле перебирались ползком. Вообще, впереди должен был идти командир, но его берегли, чтобы, не дай Бог, не подорвался на мине. В случае его гибели вся группа могла погибнуть. Мне командир не один раз доверял идти первым. Перебравшись через поле, шли гуськом дальше. Бывало, через три километра следования наталкивались на вражеских часовых, там был штаб. А бывало, ходили за «языком» за тридцать километров в тыл врага.

Расскажу об одном задании. В тот раз нападение начинал я. Прыгнул сзади на спину противнику, зажал ему рот рукой и повалил на землю. Тут уже был наготове кляп. Следом подоспел более крепкий боец, связал «языка».

Уходили быстро, по воде, но незамеченными остаться не удалось. Мы попали в засаду, загнали нас на болота. Там фашисты рассадили на деревьях «кукушек» — снайперов – они стреляли всех, кто попадёт на мушку. Обычно разведгруппа оставляла заслон, человека три-четыре. Оставляли на верную смерть, и бойцы это знали. Из них практически никто не возвращался. Но в этот раз нас сразу осталось мало. Пришлось скрываться в болотной жиже полностью с головой, дыша через трубки из камыша. Так ушли от преследования».

В тот раз «языком» оказался офицер. Впоследствии он дал очень ценные сведения. Оставшихся в живых ребят из разведгруппы (всего человека три-четыре) представили к ордену Красной Звезды. Это была первая награда Василия Михайловича.

Василий Михайлович рассказал ещё про одну особенность работы разведывательной группы: на задание нельзя ходить с полным желудком. Это очень важный фактор выживания — при ранении на полный желудок можно было не выжить. Такой голод мог длиться дня три. Василий Михайлович говорит, что иногда было ощущение, будто живот прилип к спине.

«24 октября 1944 года меня сильно ранило, — рассказывает Василий Михайлович. — Это случилось, когда мы возвращались с «языком». Враг нас обнаружил, когда мы перебирались через минное поле, которое кое-где было разминировано. По нам жахнули из миномёта. Меня ранило осколком мины, и я остался лежать. Из разведгруппы уцелело только 3 человека. Ребята ушли дальше с «языком», но меня не бросили, поручили товарищу. Он перетащил меня с поля, спрятал в укрытии. Когда «языка» передали нашим, вернулись за мной. Мы вышли к соседней части, а покуда в нашей части разобрались, что я в госпитале, домой к матери уже «летела» похоронка о моей гибели».

Позже односельчане рассказывали, что мать, получив это страшное известие, кричала так, что было слышно в соседних домах, а потом упала без чувств. Соседки обливали её холодной водой, приводя в сознание. На протяжении трёх месяцев Васю оплакивали. А потом от него пришло письмо, что он живой, что было ранение, и он сейчас лежит в госпитале …

Ранение оказалось тяжелое. Если бы врачи не применили новое в то время лекарство – пенициллин, то Вася вернулся бы к матери без ноги. Но ногу спасли, правда, она на четыре сантиметра короче здоровой, но зато работоспособная. В госпитале Василию Михайловичу дали II группу инвалидности и заключение: «В военное время годен к нестроевой службе».

На пути в родной дом Василий отправил матери телеграмму, чтобы его встречали с поезда. Она выпросила колхозную лошадь, отправилась на станцию, прождала сына весь день, а вечером, расстроенная, вернулась. Но Василий уже ждал её дома. Видимо, вышла путаница: то ли мать была малограмотной и неправильно поняла, то ли почта работала медленно. Так получилось, что он добирался от станции самостоятельно, как мог. На костылях, в окровавленных бинтах, страшно худой, шёл он через родное село.

Домой Василий Михайлович вернулся 30 апреля, а 2 мая толпой пришли к нему колхозники: «Принимай, Василий Михайлович, колхоз. Работать некому. Одни солдатки». Пришлось выходить на работу — начались трудовые будни. Работал учётчиком тракторного отряда, кладовщиком, счетоводом. Потом избрали председателем колхоза. Днём работал, а вечерами лечил раненую ногу, которая ещё долго не заживала и кровоточила. Мать помогала восстанавливать её разными народными средствами и припарками.

Появилась у Василия Михайловича любимая девушка. «Не каждой женщине нравится, когда рядом с ней мужчина на костылях, — говорит он, вспоминая, как начиналось знакомство его будущей женой Валентиной Константиновной. – Но она всех вокруг растолкала, никого не подпускала, мы поженились и стали жить вместе, — очень тепло и с гордостью говорит Василий Михайлович. — Её подруги и соседки про меня говорили, что я не живу, а балуюсь. Валя никогда меня не ругала».

Нажили супруги Демьяненко троих сыновей и двух дочерей. Всех надо было одеть, обуть, накормить, поставить на ноги.

В 1950 году Василий Михайлович ушёл в рабкоп. Днём – работа, вечером – пчеловодство дома. Мёд сдавали в кооператив. Этим и жили, поднимали детей. Вскоре Василий Михайлович стал председателем кооператива. Многое он сделал для людей: строил магазины, налаживал деловые связи и торговлю. Сейчас бывшие земляки вспоминают его дела с благодарностью. Говорят, что если бы не Василий Михайлович, были бы они сейчас без магазинов.

Через какое-то время семья перебралась в Инское. Василий Михайлович устроился на птицефабрику, заведовал сбытом продукции. Дома держали кроликов и нутрий, Василий Михайлович из их шкурок сам шил шапки для всей семьи, никогда не сидел без дела. Трудовую деятельность закончил он в 1972 году. Василий Михайлович и Валентина Константиновна перебрались к младшей дочери Марии, которая живёт в Кулебакино и работает библиотекарем сельской библиотеки. Растили внуков, помогали детям, как могли.

В 70-х годах Василию Михайловичу пришло нежданное письмо из Литвы. Писали из музея ветераны войны, члены Совета музея и ребята, которые называли себя красными следопытами. О Василии Михайловиче они узнали из архивных документов. С тех пор стал он получать от них поздравления с днем защитника Отечества, с днем Победы и другими праздниками. Присылали фотографии однополчан Василия Михайловича.

Все фотографии мамы и папы, его однополчан, письма следопытов, знаменитую похоронку о гибели отца Мария Васильевна хранит так же бережно, как и сам Василий Михайлович. У неё есть даже альбом, составленный собственноручно и посвящённый её отцу и событиям, связанным с Великой Отечественной войной.

С тех пор, как дети стали взрослыми, сложилась в семье Демьяненко традиция поздравлять отца с праздником Победы. Как бы заняты они не были, все откладывают свои дела и приезжают поздравить любимого папу и дедушку с Великой Победой над фашистской Германией.