Он защищал Москву

Боже, как мало их осталось! И от этого вдвойне обидно наблюдать, как здоровенный детина в магазине об­рывает просьбу ветерана подать ему, если можно, булку хлеба без очереди: "Ты что, дед, думаешь, раз стрельнул, теперь будешь век без очереди ходить?" И «дед», держась рукой за сердце, отходит ни с чем…

А ведь в 41-м году под Москвой с винтовкой образца 1830 года против вооруженных новейшей техникой не­мцев Иван Аксентьевич защищал и этого грубияна: «Страшно было. Когда говорят, что страха не было, я не верю. Вот она — смерть — перед тобой, а мы еще и жизни не видели. Как тут коленки не за­дрожат, если на тебя идут тан­ки? Они-то бронированные, им что? Мы, желторотые, воевать не умели. Слышим звук снаряда, падаем, а он сроду и не к нам летит. В омском пехотном учи­лище, куда нас привезли в июле сразу после мобилизации, мы проучились всего несколько ме­сяцев. 20 октября — приказ Ста­лина: «Расформировать учили­ще, курсантов бросить на обо­рону Москвы». А мы-то думали, будем учиться как и положено — два года, и сетовали, что война кончится, а мы даже и повое­вать не успеем. Приехали на фронт как пополнение в 32-ю Краснознаменную дивизию под командованием Полосухина. Ее уже на подходах к Москве сильно «потрепали» немцы. Участво­вали в исторических боях на Бо­родинском поле, более того, наша батарея стояла на одной высоте, что и батарея Раев­ского в 1812 году».

Там же, под Москвой, Ивана Аксентьевича ранило в ногу. Нес­колько месяцев он отлежал в госпитале в Иваново. А когда в феврале 42-го года выписался, его послали на ускоренные кур­сы в Мытищи. Вернулся на фронт он уже младшим лейтенантом: «После госпиталя всем хоте­лось вернуться в свою часть. Я тоже попросился к товарищам. Тут уже попроще стало — немцы стали отступать. Но идти за ними жутко было. Они же сжига­ли все дотла перед своим ухо­дом. Наши деревни превращали в пустыню, только обгоревшие трубы оставались. К тому вре­мени и оружие стало появлять­ся. Особенно немцы боялись нашу шестнадцатизарядную «Катюшу». Уже после объявле­ния капитуляции во время сдачи один из немецких полковников, как сейчас помню, Шлюпке его фамилия, сказал: «Когда «игра­ла» ваша «Катюша», мы часами не могли поднять солдат из траншеи». А мы шутили: «Их «Андрюша» (у немцев был подо­бный, только шестиствольный, миномет) не стоит нашей «Ка­тюши». Не будем замуж выда­вать».

Там же, на фронте, Иван Аксентьевич вступил в партию: «Мы тогда Ельню взяли. А перед этим я написал заявление с просьбой принять меня в партию. На сле­дующий день после удачного боя мне выдали партийный билет».

Закончил Иван Аксентьевич войну уже с четырьмя звездоч­ками капитана: «Когда услыша­ли о победе над немцами, прыга­ли до потолка. Я сам себе кричу: "Ванька! Ты жив?" Кто ж думал, что в такой войне можно живым остаться? Немцы — достойные противники были. Но они воева­ли с целью захвата, а у нас поза­ди семьи были».

По окончании войны капита­на Зубова направили для про­хождения дальнейшей службы в Закавказский военный округ: «Солдат-то всех распустили, а меня ни в какую. Говорят, всего 24 года, и опыт такой войны. Тебя отпустить, кого ж тогда оставить?»

Демобилизовавшись, Иван Аксентьевич отучился три года в школе рабочей молодежи: «Я сам-то из деревни Харитоново Алтайского края, там и школы то не было. Когда в Гурьевск приехали, я старше своих однок­лассников был. А потом денег не хватало. Вот и не доучился. По­шел в ФЗУ на сталевара. Даже перед войной год успел отрабо­тать».

Вернувшись с войны, Иван Аксентьевич хотел вновь устро­иться на завод. Но как партийно­го его направили в аппарат рай­кома, в отдел пропаганды. По­том — учиться в Кемеровскую партийную школу: «Учиться не­легко было. Жили на одну мою зарплату. К тому вре­мени я уже женился, и у нас с Ниной Яковлевной уже два сына было. Жили с родителями».

Уже позже, в 1961 году, Ивана Аксентьевича избрали первым заместителем председателя го­рисполкома: «Я заведовал меди­циной, культурой, образовани­ем. Тапочки в больнице всегда были!».

Много куда еще направляли работать Ивана Аксентьевича Зубова. И всегда это были самые ответственные дела: «Но перед пенсией я все же вернулся на завод. Правда, не сталеваром, а экономистом». Так и прожил Иван Аксентьевич до самой пен­сии с пользой для Отчизны: «Я и сейчас по мере возможности стараюсь быть активным, если куда приглашают выступить для молодежи, не отказываюсь. Они должны помнить о войне».

Только вот как тот грубиян не хочет помнить и чтить наше про­шлое, так и родина забыла о сво­их бойцах: «До 85-го года совсем она забыла о нас, простых со­лдатах. Мы уж и сами стали сомневаться, участвовали ли мы в этой войне». К 40-летию со Дня Победы правительство вдруг вспомнило о защитниках Оте­чества из провинции: «Нас ста­ли приглашать на места сраже­ний, устраивать встречи ве­теранов. Мы увиделись, а узнать-то друг друга и не узнали. Шутка ли, 40 лет прошло. Рас­стались безбородыми, а встре­тились седыми. Да и годы уже не те. Много не поездишь. Билеты дорогие, и здоровье не то"...