Жизнь как награда

А ему в свои 19 лет очень хотелось жить.

Украинское село Залужье немцы оккупировали уже через восемь часов после начала войны. Василий Пронин с братьями и теткой оказался под оккупацией на долгие месяцы. Родителей к тому времени у него уже в живых не было. Отец в 33 года умер от жестокой простуды, а мать, истосковавшись по нему и проплакав почти год, скончалась от сердечного приступа. Трое мальчишек остались сиротами. Отдать их в детский дом не дала тетка Ева. Она была женщиной глубоко верующей и жила в монастыре. После смерти своего брата она ушла из монастыря, чтобы воспитывать племянников.

Старшему Василию удалось окончить только 4 класса: надо было работать, кормить семью. В 1941 году к осени он ждал призыва в армию. Но служить ему не пришлось. В сентябре принесли повестку явиться на сборный пункт для отправки в Германию. Ту повестку Василий порвал. Через десять дней пришла вторая бумага. И в этот раз Василий не подчинился. А еще через несколько дней немцы учинили в деревне облаву с собаками. Заходя в дома, они просто тыкали пальцем в крепких молодых людей и сгоняли их на железнодорожную станцию. Тетка Ева тогда, рыдая, бежала следом за Василием и пыталась хотя бы краюху хлеба сунуть ему в дорогу. Но немец оттолкнул женщину, и она успела только маленькую иконку со святым ликом вложить в руку Василия.

Всю одежду невольников тщательно прожарили, а самих их заставили пройти медкомиссию. Согнав в телячьи вагоны, как скот, повезли в Германию. На месте – еще одна проверка и прожарка. И самый настоящий базар, когда немцы заходили в вагоны и выбирали себе работников. Только два вагона из десяти так и остались закрытыми. В одном из них был Василий Пронин. Эти два вагона прицепили к другому поезду и повезли в Западную Германию. «Беркман» – тогда впервые услышал это слово паренек, но абсолютно не понимал, что оно означает. Только на следующий день, когда охрана привела его в забой, он понял – быть ему здесь шахтером.

Угольные штреки были не выше метра. По ним приходилось пробираться ползком и работать все восемь часов в согнутом состоянии, на коленях. Колени распухали, спину начинало невыносимо ломить, и чтобы распрямиться, приходилось ложиться на землю. Но минут отдыха Василий не знал. «Рус, шнель, шнель!» – беспрестанно подгонял его старый немец, с которым он работал в паре. Вместо 8 метров выработки этот немец заставлял его проходить 13. За переработку он получал большие премии и не упускал возможности поживиться за счет дармовой русской силы. Василию казалось, что ему теперь и во сне будет сниться этот грозный окрик: «Шнель, шнель!»

Выматывали изнуряющая жара лавы и голод. В день невольникам давали 300 граммов хлеба и баланду со шпинатом и брюквой. Отщипывая по крохам от своего куска, Василий каждый раз старался оставить чуть-чуть на завтра, чтобы в шесть утра не спускаться в шахту с пустым желудком. Но голод заставлял съедать все до крошки. И в шахте перекусы его напарника, во время которых тот уплетал бутерброды с колбасой, для парня становились пыткой.

Советским невольникам было тяжелее всех. Пленные французы, поляки, албанцы, итальянцы получали посылки с продуктами от Красного креста. О помощи со стороны правительства пленным русским не могло быть и речи, Сталин объявил всех «врагами народа».

Сегодня Василий Васильевич уверен, что нет ничего страшнее голодной смерти. Он вспоминает, как киргизы и узбеки разводили в воде соль, которая предназначалась для очистки котлов от накипи, и пили, стараясь утолить голод. Через неделю-другую они начинали опухать, а потом попросту умирали. Утром дежурный по лагерю немец, металлическим прутом подгонявший замешкавшихся невольников, со всем остервенением начинал стегать нежелавшего вставать шахтера. И только через минуту все понимали, что он терзает уже холодное тело. Тогда к казарме подъезжала машина, на нее грузили тело несчастного и везли к стометровой траншее. В ней тела складывали друг на друга и засыпали, как в братской могиле.

Совсем обессиливших тоже собирали вместе и куда-то увозили. Василий однажды спросил, куда увозят этих людей. Ему ответили: «На легкую работу». Позже он узнал, что их путь был в газовые камеры.

Во время бомбежек пленных не пускали в бомбоубежища. Василий вместе с другими соотечественниками падал лицом в канаву и молился. Он никогда не забудет, как люди горели заживо, если в траншею попадала зажигательная бомба.

Самыми сильными чувствами после голода, которые испытывал украинский паренек, работая в Германии, были страх и огромное желание выжить. А шансов с каждым днем становилось все меньше. Фашистская машина по уничтожению славянской нации работала на полную катушку. По официальным данным из 5,3 миллиона гражданских лиц, насильственно вывезенных на работы в Германию, погибло 2,2 миллиона человек. Почти половина. Но Василию Пронину повезло не оказаться среди последних…

Многие, не выдержав пытки тяжелым шахтерским трудом, наносили себе увечья – ломали пальцы, руки, сыпали в глаза табак или соль. И Василий тоже однажды травмировался, но не по собственной воле. Пальцы попали между зажимами, когда он привязывал вагонетку с углем. Кожа на руке была содрана до крови, и 18 дней Василий не спускался в шахту. До сих пор Василий Васильевич верит в то, что в то тяжелое время ему помог Господь Бог. После болезни у него оказался другой напарник – молодой немец, который стал называть Василия на немецкий манер – Вилли. Во время первого же перерыва на обед немец отломил ему кусок от своего бутерброда и договорился с ним делиться колбасой и хлебом в обмен на мыло. Ни разу Василий не услышал от своего нового напарника «Шнель, шнель!», а когда рассказал, что с предыдущим немцем-шахтером «брал» в смену по 13 метров лавы, тот только покрутил пальцем у виска. Теперь Василий имел возможность полчасика поспать под присмотром напарника. Да и сам охранял сон своего спасителя. Сегодня Василий Васильевич убежден, что те миниатюрные немецкие бутерброды спасли ему жизнь, а немец дал шанс выжить.

Между тем наступил 1945 год. Германия оказалась в кольце наступления. Шахта была разбомблена, и однажды во время бомбежки шести узникам удалось бежать. Среди них был Василий Пронин. Трое суток скрывались ребята в камышах и болотах у Рейна. По одну сторону стреляли немцы, по другую – союзники. И какова была радость ребят, когда однажды они увидели танки с белыми звездами на башнях: в наступление шли американцы, которые были союзниками СССР в антигитлеровской коалиции. После трех суток голода американское печенье показалось беглецам самым лучшим лакомством. В ближайшем магазине, уже разграбленном до основания, им разжиться ничем не удалось, там остались только консервы, которые товарищи Василия поначалу приняли за провизию. Василий, к тому времени уже неплохо владевший немецким, запретил им брать эти жестяные банки. На них было написано – «для собак и военнопленных».

Пристанище в немецком городе Эссен найти было нелегко. Немцы боялись брать русских на постой, и потому беглецы безрезультатно ходили от одного дома к другому. В пятый по счету дом решили отправить «везунчика» Василия. Хозяину – старцу с длинной белой бородой – он рассказал все, как есть, – про шахту, побег, голод, про то, что неспавшие, грязные и измотанные русские уже с ног валятся от усталости. Дед их в дом не пустил, но, взяв обещание, что не будут курить, разрешил спать на сеновале. Хлеба тоже у старика не было, а вот картошкой накормил вдоволь.

Две недели жил Василий с товарищами у деда под крышей, пока не узнал, что рабочих собирают в лагеря для отправки на Родину. Один из таких лагерей оказался недалеко от жилища беглецов, и они отправились «сдаваться». Увидев у стен лагеря вышки с пулеметами на изготовке, ребята пришли в отчаяние: из неволи – да опять в неволю. Но это оказалась охрана, которая защищала лагерь от немецких банд.

Никогда не забыть Василию Васильевичу белый хлеб, которым кормили американцы бывших узников. Он признается: это было лучшее время за всю его прежнюю невеселую жизнь. Кормили в лагере четыре раза в день, разрешали вволю гулять по городу. А народ между тем в лагерь прибывал и прибывал. Через месяц всех переписали и рассадили по вагонам. Все горели нетерпением вернуться на Родину.

Через Эльбу переправили почти 600 человек.

Русские солдаты, принявшие бывших невольников у союзников, построили всех в колонны и повели в лагерь. После 12-часового перехода наконец-то пришли к месту назначения. И потянулись бесконечные допросы. Каждую ночь Василия Пронина вызывали и спрашивали одно и то же: почему не воевал? Как оказался в Германии? Почему не пошел в партизаны? И уже, казалось, в сотый раз Василий рассказывал, что его призыв должен был быть осенью, что его насильно увезли в Германию, а слово «партизан» впервые услышал только в 1943 году, когда уже работал в немецкой шахте. Допросы продолжались целый месяц. Но раз за разом Василий повторял то, что знал и что пережил в последние годы. Ему стыдиться и скрывать было нечего. И каждую минуту он думал о том, как вернется домой, на Родину. Но следующий маршрут Василия Пронина пролег совсем в другую сторону.

Бывших узников направили в Восточную Пруссию на уборку хлеба. Урожай 1945 года был богатым. Старожилы говорили, что за последние тридцать лет не помнили такого обилия в тех местах. Местные жители, спасавшиеся от наступления, побросали и поля, и скот. А Советскому Союзу, измотанному многолетней войной, нужен был хлеб. Нужно было строить новую мирную жизнь. Месяц Василий работал в полях и охранял собранную пшеницу.

После окончания уборки урожая бывших узников опять повезли на границу, где им предстояло узнать о новом приказе Сталина. А приказ был таков: направить бывших узников на восстановление разрушенных Гитлером городов и строительство новых. И направление – Кемеровская область, город Гурьевск. Так в 1946 году вместе с другими 450 переселенцами украинский парень Василий Пронин оказался в Гурьевске, который и стал его судьбой.

«Да и что это был за город? –вспоминает Василий Васильевич то время. – Одни землянки…» Профессия каменщика, полученная им еще до войны, очень ему здесь пригодилась. Сначала он работал в ОКСе при заводе, а потом в стройуправлении. По признанию ветерана, нет такого многоэтажного дома в городе и районе, в строительстве которого он бы не участвовал. 38 лет Василий Васильевич посвятил строительству.

Здесь же нашел и супругу. С Ксенией Ивановной они прожили 62 года. Сейчас, после смерти жены, он остался один, собирается переехать к дочери Валентине в г. Славянск Донецкой области.

С родными повидаться Василию Васильевичу, так рвавшемуся домой после фашисткой неволи, удалось только в 1957 году. Вот тогда-то он и поблагодарил тетку Еву за ту маленькую иконку, которая, он верит в это всем сердцем, помогла ему пережить страшные годы фашистского заключения. Он эту иконку бережно хранит до сих пор и верит, что она не один раз спасала ему жизнь. Однажды во время строительства очередного дома Василия Васильевича завалило землей. Как он остался живым в этом завале, было удивительно для всех.

Льготы как насильственно вывезенный оккупантами для работы в Германии Василий Васильевич Пронин получил только в 1995 году. Спустя полвека Германия оплатила свои долги перед этим ветераном. Четырежды он получал денежные переводы – в немецких марках, в российских рублях и последний – в евро. Но нет такой валюты в мире, которая оплатила бы человеческие страдания. И прожив на этой земле почти девять десятков лет, Василий Васильевич самой большой наградой для себя считает саму жизнь. И научила его этой мудрости молодость, проведенная в неволе, где жизнь казалась еще желаннее.